Райан осекся, увидев выражение лица Лазаревой.
– Что ты мне можешь предложить? – прошипела она подобно разозленной кобре. – Чистое небо над головой, без вечных серых туч, с которых падает радиоактивный снег. Солнечное тепло, чтоб можно было выйти наружу без спецкостюма. Вкус свежих фруктов, а не питательных брикетов из биофабрики. Моих родителей, сгинувших в первые дни этой войны. Спокойствие увидеть своего мужа и детей живыми и здоровыми – и завтра, и через неделю, через месяц, год. Наши города, музеи, театры – ставшие пеплом. Зеленый лес, луг возле речки, в которой можно рыбу ловить. Трава, по которой можно бегать босиком. Все это у меня, у всех нас, украли вы – пусть не вы лично, мистер Райан, но ваши потомки. Которые ничем не лучше вас!
И тут сходится, механически отметил Райан, война, в начале которой и там русским пришлось бросить на передовую даже женщин. Затем, когда положение выправилось, с фронта отозвали – тех, кто выжил и ценную специальность имел. Жизнь в подземельях – а ведь Лазарева еще десять лет назад на улице всегда вуаль носила, хотя этот предмет туалета тогда в СССР считался «буржуазным» – глаза привыкли к искусственному освещению, а не к яркому солнцу? И даже чисто женское – терпеть не может военную форму, зато неравнодушна к нарядам, изголодавшись по ним в том мире. Неужели все правда, как бы невероятно ни звучало? И что тогда – молиться, боже, спаси Соединенные Штаты?
– Анна Петровна! – произнес Сталин. – Вы, пожалуйста, не путайте личную позицию с государственной. Господин Райан приехал по конкретному вопросу – узнать, воюем мы, или пока еще нет.
Анна мгновенно подобралась, потупила глаза. Что не совсем сочетается с ролью «чрезвычайного и полномочного»! Информация к размышлению – но смотрим, что дальше.
– В данном случае моя личная позиция полностью совпадает с позицией моей стороны, – сказала она уже более спокойным тоном, – выживание так называемого американского народа абсолютно не является приоритетом. А вот голубое небо над всей этой планетой – является. И лишь поэтому наша сторона пока стоит за мир. До тех пор, пока американцы не начнут войну. Тогда – никаких моральных ограничений.
И добавила, посмотрев на Райана:
– Не могу сказать, каков будет ответ – решаю не я. Могу лишь предположить с достаточной вероятностью, что на ваш Йеллоустоун ничего не упадет – лишь до того, как ваши Бомбы не будут сброшены на какой-либо советский город. Равно как и наших друзей – например, Рим или Берлин мне будет искренне жаль. Вспомните, что я говорила вам раньше – мы там не идеалисты, а прагматики. Сейчас этот мир интересен нам как возможный «запасной аэродром» – когда само знание, что он есть, помогает выстоять. Я очень надеюсь, что этот вариант так и останется в запасе – но если придется к нему прибегнуть, это будет страшно не для СССР, а для вас. Потому что я, уже привыкнув к реалиям этого мира, могу хотя бы с вами беседовать – а для тех, кто придет сюда, с опытом и оружием следующей мировой войны, аксиомой будет «сколько раз увидел американца, столько раз его убей». Да, сейчас у нас нет лишних ресурсов на масштабную военную операцию в этом мире, параллельно с идущей там войной и битвой за выживание – но если утвердят план эвакуации, с затратами считаться не станут. Впрочем, даже ограниченное вмешательство может оказаться для вас очень тяжелым. Вы ведь так и не узнали тайну «синего света», что было в Шанхае, пять лет назад?