* * *
У нас в полку в химслужбе есть свой ученый химик, капитан Фридман. Высокого роста, рыжеволосый, с необыкновенно ясными синими глазами.
— Привет, брат! — нагибаясь, чтоб не стукнуться о бревенчатую притолоку, сказал Фридман, входя ко мне в блиндаж.
— Здравствуйте, капитан, — ответил я. — Пива не хотите ли? Еще есть.
— Откуда оно у вас? — удивился он.
— Ребята мои перехватили у немцев…
— Ну и молодцы! — ничуть не сомневаясь в истинности моих слов, восторгается он. — Давайте…
Он поднял жестяную кружку с пивом и торжественно сказал:
— Выпьем за мой город, за Одессу. Наконец-то, родимая, освобождена!
— Когда? — радостно воскликнул я.
— Вчера. Десятого апреля.
— Да, за это действительно стоит выпить! А пиво, брат, вовсе никакое не немецкое, Сахнов его приготовил.
Фридман не поверил мне и потому пропустил мимо ушей мое признание. Он начал рассказывать о своей семье, оставшейся в Одессе. Вестей о них у него нет. Живы ли? Фашисты ведь в первую очередь уничтожают евреев…
— Сколько поубивали, проклятые палачи!.. — В глазах у него слезы.
— А может, ваши успели эвакуироваться?
— Не знаю. Ничего я о них не знаю…
— Ну, теперь, может, разыщете?..
— Счастье, что Одесса уже свободна. Она такая красивая!.. Вы не играете в шахматы? Может, сразимся? Я сам не свой. И радость, и горе. Все смешалось. Но нет! Я, знаете ли, верю, что родные мои живы и что скоро я их найду…
* * *
Гитлеровцы снова засыпают нас листовками. Вот одна из них. С рисунком. Она сообщает о смерти командующего Первым Украинским фронтом генерала Ватутина. Мы слышали и читали об этом в газетах. Ватутин был ранен на фронте и умер в госпитале. Вся страна и мы вместе с ней скорбели по этому поводу. «Скорбят» и гитлеровцы. Они изобразили раненого Ватутина на операционном столе. В тело его всажено несколько ножей, а вокруг в белых халатах стоят якобы наши врачи. И подпись: один из врачей говорит другому: «Ну, теперь начальник будет доволен, врачи-евреи сделали свое дело».
Ах, сволочи! Чего только не состряпает кухня Геббельса! Они, видите ли, твердят на все лады, что русского полководца Ватутина убили наши.
И ничего ведь не поделать с ними. Сыплют и сыплют свои листовки.
Вот еще одна: «Русские, все вы погибнете в своем бессмысленном сопротивлении». Это подпись, а на рисунке некто в очках, с косой в руках, косит ряды наших войск, уходящих на фронт. У ног его грудятся черепа…
Мы все на том же своем плацдарме. Атаки немцев захлебнулись. А среди нас, непонятно откуда, объявился фотограф. Мы взяли и сфотографировались группой офицеров. И я отправил снимок домой. «Зачем? — спросил я сам себя. — Для истории».