Астг долго молчит. Потом, как бы стряхнув с себя ношу, звонко спрашивает:
— Так что скажешь, Граче?
— О чем ты?
— О трубах.
Граче улыбается.
— Привезу! Так и быть, привезу. Не то ведь покоя не дашь.
Астг обращается уже ко мне:
— А ты как? Выбрал участок?
— Выбрал.
— В каком месте?
— У Родника Куропатки.
Лицо Астг зарделось. Только на миг. И она вновь принялась за Граче:
— Воду поведешь наверх с таким расчетом, чтобы вывести ее у Родника Куропатки. Там крапива растет, надо с ней расправиться.
— Все сделаю, как велишь, дорогая тетушка, — согласно кивает Граче.
— Не тетушка, — замечает Астг. — Сейчас я тебе председатель поселкового Совета. Так-то, племянничек.
Астг смеется. И мне кажется, все вокруг оживает и даже земля уже не взывает: «Жажду — дайте воды».
Может, так оно и будет? Отойдет, забудется кручина «Оровела»? Оживет Родник Куропатки, все окрест напоит.
Его звезда закатилась
Вода ледников горы Татан сквозь толщу скал пробилась к людям. Она грохочет и зелено-белым пенным потоком течет по каменному руслу.
Вон новый сад, за ним зеленая гора, и уж потом Татан с покрывалом свежевыпавшего снега. Снег не опустился до входа в туннель. Должно быть, побоялся заморозить бесстрашную черешню. Милая моя черешня, одиноко жмущаяся к скале. Не дерево, а чудо!
— Белая радость на этой желтой мрачной скале…
Кто это сказал? Ах, Граче, он вернулся.
Черешня стара, а вход в туннель нов. Я свидетель рождения дерева, но не видел рождения туннеля.
Граче нежно гладит красноватый ствол расцветшей белопенной черешни.
— Бедное ты мое, одинокое дерево.
Вокруг Цицернаванка, словно к пляске изготовившиеся, красно-зеленые свечки. Это молодые деревца черешни.
Весна пробуждается. Из-под надтреснутой коры струится мед. Высовывают головки почки. А ветки тем временем наливаются силой, что идет к ним из земли.
Моя Астг с надеждой смотрит на деревца — сама деревце.
«Они уже не замерзнут? — спрашивает Астг с тревогой. — Мне жалко их…»
А сверху на нас обрушивается голос бабушки Шогер: «Эй-эй, Астг, иди домой…»
Под куполом Цицернаванка вокруг краснолапые голуби.
«Иди-и домой…»
Пышноцветная черешня удивленно смотрит своими белыми цветами…
— Не замерзает? — спрашиваю я.
— Кто? Черешня?
— Черешня. Стоит ведь у самого снежного покрова горы.
— Привыкла. Не замерзает. Четыре года назад, когда мы пришли сюда решать, где проложим дорогу воде, увидали ее, одинокую, соседку скал и льдов. Чудом нам показалась эта отважная черешня. И надумали мы сберечь чудо на радость людям…
Снега таяли. Плакали снега, увенчавшие скалы над Цицернаванком. А под молоденькими черешнями зеленела травка, местами прорезанная желтоглазой лиловостью фиалок.