Ленинград в борьбе за выживание в блокаде. Книга первая: июнь 1941 – май 1942 (Соболев) - страница 511


Человек в блокаде. Новые свидетельства / отв. ред. В. М. Ковальчук. СПб., 2008. С. 171–172.


Из дневника директора Архива Академии наук СССР Г. А. Князева

331[-й] день войны.

1942. 18 моя. Понедельник.


После 6 часов вечера вражеская артиллерия сосредоточила свой огонь на районе Октябрьского вокзала. На Невском и вокзальной площади есть убитые и много раненых. Ночью был налет стервятников. Проснулся от страшного гула зенитных орудий и вздрагиваний дома. Не знал, что делать – вставать или оставаться в постели? Поднял с подушки голову и просидел в таком положении 30–40 минут, покуда не стихли выстрелы… Но ночи, как не бывало!

Дивный день сегодня. Вдоль набережной разрыхляют грядку для цветов, ту самую, о которой я с такой безнадежной грустью писал осенью. Я не думал, что доживу до того времени, когда на этой грядке снова зацветут цветы. Как взволновала меня длинная полоска черной, подготовленной для посадки цветов земли.

В Румянцевском сквере василеостровцы устроили огород. Разбили сад на участочки. К сожалению, много места занимают траншеи.

На солнце жарко. Сидеть бы и греться, наслаждаться жизнью! Мне сейчас очень хочется жить, мыслить, творить…

Сегодня, после 6-месячного перерыва, снова работал в своей комнате, за своим письменным столом, и не верилось этому, сном казалось это. Светло, тепло, уютно… И, может быть, через час или даже минуту все это может превратиться в кучу разбитого и обгоревшего мусора!…

Радовский передал мне предложение Вавилова эвакуироваться. Я отказался: коли я поеду, то уж к зиме, но отнюдь не сейчас. Лето я должен пробыть здесь, в Ленинграде. Меня окружают горы бумаг, книг, коллекции, как на службе, так и дома. Я все еще не привел их в порядок. Тороплюсь, тороплюсь… Но теперь служба отнимает от меня все мое время и берет все мои силы, прихожу домой совсем обессиленным… И дома работаю мало – и с трудом.

Написал длинное, на 6[-ти] странницах большого формата, письмо акад. С. И. Вавилову. Сообщил ему о всех наших работах, достижениях и затруднениях.

Вечером пошел дождь, но теплый… И стало еще сильней желание жить и мыслить…


Князев Г. А. Дни великих испытаний. Дневники 1941–1945. СПб., 2009. С. 690.


Из воспоминаний заведующей детским садом № 3/12 Петроградского района Ленинграда А. А. Люблинской

С наступлением весны и тепла начали поправляться дети, но многие из них не могут ходить из-за мучительной болезни ног. Тяжелое действие длительной голодовки – цинга, глубоко въелась в детский организм и разрушает его.

Мать приводит к нам троих детей. Все они не выглядят дистрофиками. У старшего Юры и младшего Алика даже довольно кругленькие рожицы. Мы раздеваем ребят. Всё тело их покрыто темными большими пятнами, особенно ноги. Они даже почернели внизу на ступнях. В самом ужасно виде – рот: дети едва могут его раскрыть: вместо десен – гнилое черное месиво, в нем совершенно не видно зубов: язык распух и кровоточит, из открытого рта несет вонью и тошнотным смрадом разложения. Особенно Галя пострадала от цинги: у этой пятилетней девочки выпали даже передние зубы. Мать уехала на оборонные работы, да она и не может остановить этот быстрый процесс разложения.