— Что за чушь, — повторил Карл.
— Это ещё цветочки, — заверил его старик. — Я там послушал разговорчики. Так, доложу я тебе, молодёжь совсем сбесилась. Уже говорят, надо мол, всё отнять и честно разделить. Между всеми. Я стоял да посмеивался, а эти сорванцы мне и говорят, уйди, мол, дед, когда будем экспроприировать девиц, тебе всё равно не достанется, ты слишком старый.
— Экспроприировать что?
— Не что, а кого! — гаркнул Франциск. — Девиц, им, видите ли, охота экспроприировать. Понял, да? Какие там нравы.
— Поверить не могу, — произнёс Карл, обхватывая голову руками. — С этим точно надо что-то делать. Так, который сейчас час. Да в какой же карман я убрал брегет… Франциск! Но цепочка порвана.
— Плакали твои часики, — заметил старик.
— Как же это могло случиться? Да пожалуй, это когда меня побили на площади.
— Что? Побили тебя? Понял теперь, что такое бунт? И часики твои экспроприировали на благо революции. Рад?
— Видимо некоторые ошибки и жертвы неизбежны, — вяло защитился Карл.
— Ну, тогда утешай себя этой чушью и дальше. А я, собственно, пойду, если заказов на сегодня нет.
— На сегодня нет, — подтвердил Карл.
— Вот как? — удивился старик. — Ну, тогда, и в самом деле, пойду, пожалуй. Погляжу, что творится. Кстати, сказывают, на вокзале все поезда встали. Машинисты залили топки паровозов. Теперь их три дня заново разводить. Так что столица, почитай, напрочь отрезана от страны.
— Остаются ещё воздушные перевозки, — машинально заметил Карл.
— И много ты навозишь дирижаблями? Парень, ты прикинь, сколько в столице живёт народу. И сколько они жрут каждый день. Это ж прорва! Всё, приплыли. Завтра же цены на продовольствие взлетят до небес. Если только, конечно, правительство что-то не сделает прямо сегодня. Хотя не представляю, что оно может сделать? Уж если в самом центре столицы убивают безнаказанно её бургомистра… Нет, эта власть долго так не протянет. Либо она покажет свои клыки, либо её загрызут другие хищники.
С этим Франциск ушёл, оставив Карла сожалеть об утерянном брегете. Не хотелось верить, что его обворовали те юнцы на площади. Это неприятно било по самолюбию, что он, взрослый мужчина в полном расцвете сил, и вдруг стал лёгкой добычей шайки подростков. И вдвойне уязвляло, что этот грабёж был произведён под революционные лозунги. То самое дело, которому Карл посвящал себя, ради которого рисковал этой ночью с пистолем в руках. И вдруг эта цель его жизни так мстительно и болезненно ударила по его ранимому чувству собственного достоинства.
Определённо с этим надо было что-то делать. Такие люди позорят революцию. Надо сказать об этом Розе. Объяснить ей… Как он мог думать о себе в такую минуту, когда она наверняка там! Среди этих безумных юнцов, собирающихся экспроприировать женщин. Она такая красивая. Ему стало страшно от мыслей, что с нею может сделать толпа сбесившихся от вседозволенности молодых самцов.