— Решено! сказал толстяк, — я беру тебя к себе: ты начнешь пока служить в залах; а потом, если окажешься способным, я возьму тебя на кухню; от тебя самого будет зависеть научиться и усовершенствоваться в поварском искусстве, — добавил он, опираясь рукою на рукоятку большого ножа, который был заткнут у него за поясом, — для этого ты должен только запоминать все то, что я сам буду делать на твоих глазах.
— Я буду стараться! сказал ребенок.
— Как тебя зовут? — спросил хозяин.
— Антонен.
— Это имя. А фамилия?
— Карем.
— Карем![1] Какое смешное имя для повара! — сказал хозяин, рассмеявшись.
Посетители тоже вслед за ним повторяли: «Да, да, смешное имя!» и очень удивлялись этому странному «противоречию».
— Карем! — закричала маленькая Мари, — Антонен Карем! Но ведь это имя я прочла в толстой книге, в которой мама с Анетой справляются, когда хотят приготовит какое-нибудь новое блюдо. Я помню, когда я в первый раз увидела это имя, то оно показалось мне очень смешным, слишком постным для книги, которая учит хорошо стряпать. Это маленький Антонен ее написал?
— Несомненно, потому что это имя, столь сметное для поваренка, стало именем человека, знаменитого в своем роде: Карем — один из самых замечательных представителей кулинарного искусства.
Антонен около двух лет прожил у содержателя таверны и, увидя, что больше уже ничему не может научиться у своего хозяина, перебрался в город, где получил место трактирного повара, затем он поступил к кондитеру Бальи, в улице Вивьен, пользовавшемуся в то время большою известностью.
Антонен не замедлил заслужить благорасположение своего нового хозяина, который подметил в нем прекрасные способности и относился к нему с большим вниманием.
Антонен не довольствовался тем, что месил тесто и взбивал сливки; чувствуя истинное влечение к своей профессии, он, в часы досуга, учился рисованию, чтобы уметь придавать оригинальные формы кондитерским произведениям, и занимался чтением, так как был глубоко убежден, что развитие ума должно оказать благотворное влияние на его успехи в кулинарном искусстве.
«Достигнув семнадцатилетнего возраста», — говорит он в своих интересных мемуарах, — «я был у Бальи первым мастером. Этот добрый хозяин очень дорожил мною; он позволял мне отлучаться, чтобы посещать кабинет гравюр и эстампов национальной библиотеки и заниматься рисованием. Когда я ему высказал, что чувствую особенное призвание к кондитерскому искусству, то он доверил мне приготовление конфект, заказанных к столу, первого консула. Я по целым ночам рисовал, просиживал иногда до утра за рисунками; его доброе расположение ко мне вознаградило меня вполне за мои труды. В то время между кондитерами известен был Авис, и я подражал ему, я изучал искусство во всех его тонкостях. Мои работы вызывали всеобщие похвалы. Я составил двести рисунков; все они были в современном вкусе. Вскоре я со скорбью простился с добрым Бальи и поступил к Жандрону на очень хороших условиях. Через несколько месяцев я навсегда покинул кондитерские, чтобы заняться кухмистерским делом; оно пошло у меня прекрасно и я зарабатывал большие деньги».