Нет, это что-то другое, что-то похуже.
Вапити.
Денора кивает сама себе, мысленно складывает мозаику из костей.
Точно вапити.
Вот половина рогов одного самца, они стоят вертикально, не выгоревшие и замерзшие, и… она быстрее оглядывается вокруг, все больше отчаиваясь.
Это же не может быть то самое место? То место, о котором ее отец никогда ей не рассказывал, где он и его друзья уничтожили всех вапити десять лет назад?
Однако это то самое место.
Денора с трудом глотает, опускается на колени, проводит рукой по плавному изгибу ребра, отполированному ветром и дождями, до того места, где оно почти посередине перебито. И соседнее ребро точно такое же. Перебито выстрелом из ружья. Может быть, даже пулей, выпущенной из ружья ее отца.
Денора смотрит вверх, на крутой склон, она почти слышит ружейные выстрелы, почти видит своего отца, и Кассиди, Рикки и Льюиса, таких гордых, взволнованных такой удачей, тем, какие они замечательные охотники.
Ей кажется, что ее сердце делает один удар и замирает в груди.
– Папа, – произносит она.
Вот где это произошло.
Ее новый отец рассказывал, что конец той истории был таким: ее родной отец и его дружки сбросили своего добытого, уже разделанного оленя с этого склона, но сначала пробовали торговаться, чтобы им разрешили оставить хотя бы только, пожалуйста, даже не часть мяса, даже не того новорожденного теленка.
Вот когда она поняла, что все так и было. Потому что именно об этом попросил ее настоящий отец: рога.
Но если это правда, значит… значит, ее отец действительно это сделал? Вместо того, чтобы быть среди тех, кто сидел в лагере, когда вокруг дождем сыпались пули и пробивали шкуры на стенах типи, как бывало с черноногими, с другими индейцами по всей Америке, ее отец был тем, кто посылал пули, и, вероятно, смеялся, охваченный безумием происходящего, из-за того, что в такой дали от всех они могли делать все, что угодно.
– Мне жаль, – говорит Денора ребру оленя у себя под рукой и закрывает глаза.
Хорошее место, говорит она себе. Вполне хорошее место. Она может лечь здесь вместе с ними? Если они ее примут.
Она открывает глаза спустя десять или двадцать секунд, потому что слышит хруст снега за спиной.
Она с трудом распрямляется, но она должна это сделать, должна обернуться.
Женщина с Головой Вапити.
Она совсем близко, и ее голова выглядит еще более неправильной.
Но она не смотрит на Денору, она совершенно забыла о Деноре.
Женщина с Головой Вапити тоже падает на колени, ее человеческие руки тянутся к этим оленьим костям, нос опускается и касается черепа, и остается там.