Лютик подвернул манжеты и не торопясь принялся за раков. Почему никто не пишет стихи про еду? Как красны эти раки, как прекрасна вон та желтая морская щука с голубым пером? Про любовь пишут, а про еду – нет. А ведь еда достойней любви, ибо мало кто тешит себя любовью чаще чем едой… к тому же еда поддерживает силы, а любовь – истощает. Но вот же…
– Пустовато сегодня у вас, хозяйка, – Лютик с хрустом отломил кирпично-красную, приятно шершавую клешню из которой торчало розовое и нежное – точь-в-точь лепесток цветка, – мясо.
Подавальщица пожала пухлыми плечами.
– Сама удивляюсь. Однако, думаю, к вечеру завалятся, – она стала за стойку, облокотившись о мокрое потемневшее дерево пухлыми руками с ямочками, – к вечеру тут продыху не будет.
– Да я бы за такой супчик… и за такую рыбочку… любую работу послал бы подальше, – искренне сказал Лютик.
Мир – это не только альтернатива войне, отмена всеобщей мобилизации, заказы на строительство, почти безопасные тракты, переговоры и перекроенная политическая карта. Мир – это еще и раки, подумал он. И рыбочка. Он уже хотел спросить подавальщицу, которую, чтобы подольститься, называл хозяйкой (впрочем, какое-то отношение к хозяину таверны она, без всякого сомнения имела, еще бы, с такими-то формами!), почему, собственно, рыбку называют бабулькой, но вздрогнул и рука с прекрасной раковой шейкой, истекающей соленым соком, замерла на полпути ко рту.
– Невкусно? – встревожилась подавальщица.
Лютик мотнул головой, как бы показывая на табуретку у стойки. Под табуреткой что-то шевелилось.
– Ой, – сказала, впрочем довольно хладнокровно подавальщица, но тут же показательно сконфузилась, – тьфу, какая пакость!
Она выскочила из-за стойки со шваброй наперевес (грудь ее при том привлекательно колыхалась), и деловито стала тыкать под табурет. Под табуретом что-то пискнуло, Лютик непроизвольно глотнул и аккуратно положил раковую шейку обратно на блюдо.
– Кот помер вчера, – оправдываясь, пояснила женщина, – заболел и помер, ни с того ни с сего. Хороший был кот, мышеловный. Вот пока был в силе, тут ни крыс, ни мышей, ни-ни… Нового надо брать, а пока вот они и шастают, паскудники. Тут же кухня, яду не насыплешь…
– Это утешает, – мрачно согласился Лютик. Он подумал, что уже, кажется, сыт. Надо же, а ведь только что, вроде, буквально помирал от голода. Выполоскав руки в миске, где плавали лимонные корки, он уже, было собрался вытереть их носовым платком, но вовремя вспомнил про балкон и бурое пятнышко на манжете.
– Голубушка, – сказал он нежно, – фея! Полотенце можно?