Девушки, меж тем, сбившись в плотное кольцо, подталкивали Лютика и Эсси к столам. Лютик, в ответ на молчаливый вопрос, явственно читавшийся в синем взгляде Эсси, так же молча пожал плечами.
Все так же приплясывая и подталкивая, их подвели к почетному месту, где на высоком стуле восседал высокий молодой человек, видимо возглавлявший все это сборище.
– Гости! – звучно проговорил председатель, – доброго здоровья, гости!
– И тебе того же, хозяин, – сухо ответил Лютик, которому компания не слишком понравилась. Посуда на столах была, как он отметил, была дорогая, но разнокалиберная – видно, натащили из дома что попалось под руку.
– Я не спрашиваю, куда вы следуете, – председатель опять повел рукой, отчего на скатерть выплеснулось и расцвело розами густое вино, – однако ж прошу уважить нас и разделить наш пир. Нам любезны приятные собеседники.
– Мы следуем не куда, а откуда, – сказал Лютик, – мы бежим из города, честно говоря.
– Разумеется-разумеется. Все бегут из города. Однако близится ночь и пройти городскими кварталами вам будет непросто. Не лучше ли посидеть с нами. Мы, право, менее опасны.
Лютик поглядел на председателя, к плечу которого клонилась головка сидящей рядом белокурой дамы, и задумался. Они не выглядели опасными. Они выглядели просто сумасшедшими. К тому же он и вправду был голоден, да и в горле пересохло.
– У нас здесь не задают вопросов касательно титулов и имен, – председатель сделал небрежный жест, причем рука с кубком описала широкую дугу, – однако вижу, что вы люди воспитанные и благородные.
– Безусловно, – Лютик, наконец, перевел дух и колотье в боку отпустило. Зато опять зачесалось и заныло под мышками, а прилюдно засучить манжеты и разглядывать свои руки он остерегался, – я, например, виконт.
– Какая удача! А ваша дама?
– Это Эсси Давен, известная поэтесса.
– Польщен, – председатель привстал и поклонился, отчего белокурая голова сидевшей рядом дамы, лишенная опоры, склонилась на стол, – я знаком с вашим творчеством. Я сам, знаете, балуюсь порой. Садитесь же, сделайте одолжение.
Наверняка что-нибудь прочтет, – подумал Лютик и придвинул себе блюдо с окороком.
– В честь чего веселье? – спросил он, нарезая розовые ломти. Отсюда можно было видеть стоящее над крышами нижнего города дрожащее багровое зарево.
– В честь чумы, разумеется, – председатель пожал плечами.
Лютик покосился на Эсси, которая, постепенно приходя в себя, начала подозрительно шмыгать носом.
– Ты хоть поешь немножко, – сказал он шепотом, и уже громче добавил, – не вижу, что тут праздновать.
– Чувства, – Председатель вновь наполнил свой кубок, – имеют свойство грубеть. Изнашиваться. Мы искренне оплакиваем близких, однако, несколько часов спустя уже думаем, что бы такое съесть на ужин. Душа не способна к вечной скорби. От скорби она ищет защиты в обществе… ну хотя бы таких же потерянных душ. Это честнее, чем на виду предаваться горю, но тем временем думать об ужине, согласитесь?