– У него есть одна вещь, которая мне жизненно необходима, – сказал я, не став лукавить.
— И как далеко вы готовы зайти, чтобы получить эту вещь?
– Довольно далеко, — сказал я. – Но если вы беспокоитесь, что я убью Первого Игрока, только чтобы ее получить…
Он не дал мне договорить и расхохотался. Я не стал ему мешать, человека в таком состоянии лучше не тревожить.
Да и бесполезно.
— Простите, – наконец-то сказал Дон, пережив пароксизм смеха. – Но само предположение, что вы можете его убить, показалось мне слишком забавным.
Я промолчал.
– Поймите, он ведь очень стар, – сказал Армандо. – Старше меня, а я забыл больше, чем вы когда-либо узнаете, старше игры, старше всей Системы, и если бы его было так легко убить, то мы бы с вами сейчас о нем не разговаривали.
— Тогда с чем был связан ваш вопрос относительно того, как далеко я могу зайти?
– Исключительно с вашей решимостью, -- сказал Армандо. – Отыскать его будет непросто. Возможно, вам придется обойти всю галактику, и, возможно, не по одному разу.
– У меня как раз образовалась свободная вечность, – сказал я. – Так вы его знали?
– Я знал о нем, и я знал его, – сказал Армандо. – Мы были, скажем так, довольно близкими приятелями примерно пятьсот лет назад. Или шестьсот, я точно не помню. Он тогда был королев одного очень могущественного тогда и совершенно забытого сейчас королевства, а я пел при его дворе. А вечерами мы частенько вместе выпивали.
– Информация полутысячелетней давности вряд ли может представлять большую ценность, – заметил я. – Не сомневаюсь, что вы здорово проводили время, но, если вы не знаете, где его искать, то все остальные подробности представляют лишь академический интерес, не более.
– Эдельвейс ведь рассказывал вам, что у бардов есть свои собственные каналы, по которым они обмениваются информацией? – спросил он.
– Постоянно.
– Истинный поэт должен постоянно держать руку на пульсе, – сказал Армандо. – Если не быть в гуще событий, то хотя бы знать, где эта гуща находится. Чувствовать нерв эпохи.
– Возможно, – согласился я.
– Возможно? – экзальтированно вскричал он. – Вы сомневаетесь?
– Я не сомневаюсь, – сказал я. – Я просто плохо разбираюсь в поэзии.
– Приведите пару стихотворных строк, которые вам нравятся.
– Прямо сейчас?
– Именно сейчас.
– Зачем?
– Чтобы я вас лучше понял.
На мой взгляд, ему совсем незачем было лучше меня понимать, но я уже понимал, что имею дело с типом, которому лучше подыграть, чем часами объяснять, почему нет, и процитировал ему двустишие из книги, которой зачитывался в детстве.