Кроме того, он был душой компании: эксцентричный экстраверт, славившийся легким характером: «Он не держал ни обиды, ни гнева, но всегда был открыт к прощению». Рыжеволосый и голубоглазый, с аккуратной остроконечной бородкой и длинными усами, астроном носил металлический (по слухам – золотой или серебряный) протез вместо верхней части носа: поговаривали, что дуэль, во время которой он потерял ее, имела причиной разногласия в отношении одной математической формулы. Когда клей, удерживавший протез, терял свои свойства, Браге совершенно невозмутимо снимал накладной нос, доставал из кармана пузырек и приклеивал протез заново.
Браге славился своими причудами. У него был шут-карлик по имени Джепп, который якобы обладал экстрасенсорными способностями и во время приема пищи сидел под столом. Многие годы Браге держал в замке домашнего лося, которого приучил к пиву. Доподлинно известно, что однажды лось выпил чересчур много, упал с лестницы и умер, но остается лишь гадать, было ли это падение предсказано Джеппом.
По слухам, из-за разногласий в отношении одной математической формулы Тихо Браге лишился верхней части носа.
Банкеты в домах знати предполагали вкусные блюда, прекрасное вино, красивую музыку, блестящую сервировку и увлекательные беседы. Однако была и обратная сторона. В течение нескольких часов застолья гостям надлежало есть и пить, но при этом не выходить из-за стола, поскольку по правилам этикета желание воспользоваться ночным горшком выглядело крайне неуместным оправданием. Помощник Браге, сварливый двадцатидевятилетний Иоганн Кеплер, так ненавидел банкеты, от которых лопался мочевой пузырь, что потребовал прописать в своем трудовом договоре свое право на непосещение подобных мероприятий.
И вот отблески свечей ложились на золотые чаши и серебряные тарелки, кругом раздавался смех, а Браге тем временем испытывал нарастающее чувство дискомфорта в животе. Он, должно быть, полагал, что уладит все, когда вернется домой, а жил Браге через дорогу. В конце концов, крепкий датчанин пятидесяти четырех лет от роду ни разу в жизни не страдал ни от какой серьезной болезни.
К тому времени, когда он добрался до дома, необходимость опустошить мочевой пузырь из острой превратилась в невыносимо мучительную. Кряхтя от облегчения, он стянул штаны и… ничего. Именно здесь и зародилась тайна, прожившая четыре сотни лет, тесно переплетенная со слухами об отравлении, теориями о естественном заболевании и противоборствующими результатами научных анализов скелета человека, у которого были рыжие моржовые усы и поврежденная переносица.