По свидетельству дочери гадалки, когда в 1678 году мадемуазель де Фонтанж прибыла ко двору и сразила короля, мадам де Монтеспан – вдвое старше своей соперницы, вспыльчивая и взбалмошная после многочисленных родов, – готова была зайти еще дальше. Она намеревалась отравить и короля, и соперницу ядом и обещала за это Ля-Вуазен 100 000 экю. Рассказывают, что колдунья на это воскликнула: «О! Что за прекрасная вещь – злоба любовницы!»
Итак, знакомый матери Мари по имени Романи собирался выдать себя за торговца шелком и предложить мадемуазель де Фонтанж какую-нибудь великолепную отравленную ткань, которая, соприкоснувшись с телом, погубит королевскую любовницу Если же она откажется от ткани, то он покажет ей прекрасную пару отравленных перчаток, и уж конечно, искушение будет так велико, что леди не сможет устоять. Нося их, она бы медленно увядала вплоть до смертельного исхода.
Короля они собирались убить быстро. В определенные дни он позволял подданным приносить ему петиции – просьбы помиловать заключенного, восстановить справедливость или вмешаться в судебный процесс. Он читал две-три петиции, пока просители, преклонив колено, ждали его решения, однако большинство бумаг попадало на рабочий стол, чтобы быть прочтенными позже. Ля-Вуазен и ее сообщники написали письмо с просьбой помиловать заключенного и пропитали его ядом. Вытащив петицию из конверта, король заразился бы смертельными испарениями и скончался на месте.
Ля-Вуазен воспользовалась связями, чтобы подкупить камердинера во дворце Сен-Жермен и убедиться, что она в числе первых получит аудиенцию у Людовика. В воскресенье, 5 марта 1679 года, она отправилась в путь, но вернулась в Париж спустя четыре дня в отвратительном расположении духа. Ей не удалось приблизиться к королю достаточно, чтобы напрямую вручить ему прошение. Можно было бы оставить письмо на столе, но Ля-Вуазен опасалась, что тогда конверт вскроет слуга. Она объявила, что в понедельник, 13 марта, вернется во дворец и попробует еще раз.
Однако после визита группы священников, случившегося в пятницу, 10 марта, Ля-Вуазен задумалась, не намерена ли полиция арестовать ее за колдовство, и на всякий случай сожгла отравленную бумагу. В воскресенье, 12 марта, ее действительно арестовали, и колдунья начала извергать признания одно за другим, намекая – но не называя – на одну влиятельную даму при дворе.
Когда в ходе продолжительного расследования Людовик понял, что в деле замешана мадам де Монтеспан, он запаниковал. О том, чтобы дозволить полиции допрашивать его тридцатилетнюю экс-любовницу и мать его детей, не могло быть и речи. Людовик станет посмешищем на всю Европу, если откроется, что он глотал кровь младенцев и крылья летучих мышей. Расследование свернули. Свидетели, которые упоминали мадам де Монтеспан, либо отправились на плаху, либо были заперты в одиночных камерах в самых отдаленных крепостях, а тюремщикам было строго наказано никогда не разговаривать с ними.