— Вы говорите, что хорошо знали покойного. Означает ли это очень близкие отношения?
— Полагаю, можно назвать это и так, — ответила бедняжка Трикси.
Ее отец был рассеян, уважителен и вызывал жалость. Говард Мелвилл был честен, откровенен и бесполезен. Старик Блэр давал показания с упрямым видом. Его попросили перечислить имена людей, входивших в театр через служебный вход, что он и сделал, назвав также инспектора Аллейна, Батгейта и Джейкоба Сейнта. Были ли на ком-нибудь из них те самые серые перчатки?
— Были, — подтвердил старый Блэр скучным тоном.
— На ком же?
— На мистере Сейнте.
— Мистер Джейкоб Сейнт? Вы уверены?
— Да, — сказал Блэр и ушел.
Джейкоб Сейнт показал, что является владельцем театра, что погибший приходился ему племянником и что он виделся с ним перед спектаклем. Он признал, что перчатки его, вспомнил, что оставил их за кулисами, но не припомнил, где именно. Он побывал в комнате мисс Эмерелд, но, кажется, без перчаток. Вероятно, он положил их где-то на сцене. К удивлению Найджела, напряжение между Сейнтом и Сюрбонадье упомянуто не было. Лакея Минсинга не вызывали.
Итоговое выступление коронера было довольно пространным. Он затронул возможность самоубийства, но назвал ее маловероятной. Он аккуратно подталкивал присяжных к вердикту, который они и вынесли после двадцатиминутного отсутствия: убийство, совершенное невыясненным человеком людьми.
Выйдя из суда, Найджел зашагал за Аллейном. За ним шли Джанет Эмерелд и Сейнт. Он хотел нагнать Аллейна, но его опередила мисс Эмерелд, схватившая инспектора за руку.
— Инспектор Аллейн!
Аллейн остановился и посмотрел на нее.
— Это все вы! — Она говорила тихо, но неистово. — Это вы подсказали ему так со мной обращаться. Почему меня выбрали мишенью подозрений и оскорблений? Почему так легко отделался Феликс Гарденер?
Почему он не арестован? Это он стрелял в Артура. Позор! — В ее голосе появились истерические нотки. Проходившие мимо оглядывались и даже останавливались.
— Джанет! — прикрикнул на нее Сейнт. — Вы с ума сошли? Прекратите!
Она повернулась и напустилась на Сейнта. После рыданий, от которых волосы вставали дыбом, она позволила ее увести.
Аллейн проводил ее задумчивым взглядом.
— Она не сумасшедшая, мистер Сейнт, — пробормотал он. — Не думаю, что Изумруд безумен. Скорее это злоба на грани отчаяния.
И, не замечая Найджела, он свернул за ними.
Вторую половину дня Найджел посвятил отчету о коронерском, дознании. Он был сильно озадачен количеством новых сведений. Коронер ловко прошелся по тяжбе Джейкоба Сейнта о клевете, совершенно не упомянул опьянения Сюрбонадье, зато много раз совал нос в гримерную Стефани Вон. Присяжные, проявив редкое послушание, не рвались задавать свои собственные вопросы. Старшина жюри, подобно Слоненку из сказки, казалось, готов был протрубить: «Для меня все это сложновато…» Найджел полагал, что, удалившись для короткого обсуждения, присяжные не отвергли возможность самоубийства, но не стали на ней задерживаться и решили, что все слишком сложно, поэтому ограничились решением попроще. Он чувствовал, что Аллейн доволен, и в очередной раз пересмотрел свое собственное отношение к делу.