768. «Я» порабощает и убивает: оно работает как органическая клетка – грабит и насилует. Оно хочет регенерироваться – беременность. Оно хочет родить себе бога и видеть у того в ногах все человечество.
769. Все живое со всею силой распространяется вокруг себя в пределах досягаемости, подчиняя себе все слабейшее: в этом его наслаждение собой. Усугубляющееся «очеловечивание» этой тенденции состоит в том, что все тоньше ощущается, насколько трудно поглотить другого действительно до конца: как всякое грубое ущемление, хоть оно и показывает нашу власть над другим, в то же время тем более отчуждает от нас его волю, – а значит, внутренне делает его все менее покорным.
770. Та степень сопротивления, которую надо преодолевать постоянно, чтобы оставаться наверху, и есть мера свободы, как для отдельного человека, так и для обществ; а именно свобода, приложенная как позитивная власть, как воля к власти. Исходя из этого, высшая форма индивидуальной свободы, суверенитет, должна произрастать не далее, чем в пяти шагах от своей противоположности, там, где опасность рабства развесила над всем сущим добрую сотню своих дамокловых мечей. Если так посмотреть на историю: времена, когда «индивидуум» вызревает до такой степени совершенства, то бишь становится свободным, когда достигается классический тип суверенного человека, – о нет! такие времена никогда не бывали гуманными!
Тут нет иного выбора. Либо наверх – либо вниз, как червь, презренный, ничтожный, растоптанный. Надо иметь против себя тиранов, чтобы самому стать тираном, то есть свободным. Это отнюдь не малое преимущество – иметь над собой сотню дамокловых мечей: благодаря этому научаешься танцевать, осваиваешь «свободу передвижения».
771. Изначально человек более, чем любое животное, альтруистичен: отсюда его медленное становление (ребенок) и высокая степень развития, отсюда и чрезвычайная, последняя стадия эгоизма. – Хищники гораздо индивидуальнее.
772. К критике «себялюбия». Непроизвольная наивность Ларошфуко, который полагает, что изрекает нечто смелое, изысканное и парадоксальное – в ту пору любая «истина» в области психологии еще способна была удивлять. Пример: «les grand âmes ne sont pas celles qui ont moins de passions et plus de vertus que des âmes communes, mais soulement celles qui ont de plus grands desseins»[187]. Вот и Джон Стюарт Милл (который Шамфора называет новым Ларошфуко XVIII столетия, только более благородным и философским), видит в нем лишь остроумного наблюдателя всего того в человеческой груди, что сводится к «зауряднейшему себялюбию», и добавляет: «Истинно благородный дух не в силах возложить на себя необходимость непрестанного созерцания подлости и низости, кроме как из желания показать, в борьбе против каких порочных влияний способны победоносно утвердиться высший смысл и благородство характера».