798. Аполлоновское, дионисийское. – Есть два состояния, в которых искусство само проявляется в человеке как природная стихия, властная над ним, хочет он того или нет: одно – как тяга к видению и другое – как тяга к оргиазму. Оба состояния встречаются и в нормальной жизни, только в более слабой форме: во сне и в опьяненности.
Но между сном и опьяненностью то же самое противоречие: и тот, и другая высвобождают в нас художественные стихии, но каждое различные: сон – стихию зрения, сочетания, сочинения; опьяненность – стихию жестов, страсти, пения, танца.
799. В дионисийской опьяненности сексуальность и вожделение; они и в аполлоновском начале не отсутствуют. Видимо, должно быть еще одно темповое различие между двумя состояниями…
Чувство полного покоя, свойственное восприятию в некоторые моменты опьяненности (если строже: замедление чувства времени и пространства), наиболее охотно находит отражение в видении самых спокойных повадок и душевных движений. Классический стиль в существенной мере являет этот покой, простоту, сжатость, концентрацию – высшее чувство могущества сконцентрировано в классическом типе. Затрудненность реакции: великость сознания: нет чувства борьбы.
800. Чувство опьяненности, действительно вызываемое избытком сил: отчетливей всего в периоды спаривания полов – новые органы, новые умения, цвета, формы… «украшение» как следствие повышенной силы. Украшение как выражение победоносной воли, возросшей координации, гармонизации всех сильных стремлений, безупречно перпендикулярного упора. Логическая и геометрическая простота есть следствие повышения силы: и наоборот, восприятие такой простоты повышает чувство силы… Пик развития: грандиозный размах.
Безобразие означает декаданс типа, противоречие и низкую концентрацию внутренних стремлений – означает нисхождение, ниспадение организующей силы, или, на языке психологии, деградацию «воли»…
Состояние радости, именуемой опьяненностью, есть именно повышенное чувство могущества… Меняется ощущение пространства и времени: тебе открываются невероятные дали, и они обозримы; расширение взгляда, способного узреть большие массы и просторы; утоньшение всех органов, ведающих восприятием всего мельчайшего и мимолетнейшего; дивинация, сила понимания по тишайшей подсказке, в ответ на малейший толчок извне – «интеллигентная» чувственность… сила как чувство подвластности мускулов, гибкости и бодрости в движениях, как танец, как легкость и престо; сила как жажда выказать и доказать силу, как бравурность, приключение, бесстрашие, равнодушие к опасности… Все эти высшие моменты жизненности взаимосвязаны и взаимовозбудимы; мира образов и представлений, вызываемых одним, достаточно, чтобы послужить импульсом для других. Таким образом в конце концов вросли друг в друга состояния, которые, возможно, имели причины существовать по отдельности. Например: религиозный экстаз и половое возбуждение (два глубоких чувства, постепенно обретшие почти удивительную координацию. Что нравится всем набожным женщинам, старым и молодым? Ответ: святой с красивыми ногами, еще юный, еще идиот…). Жестокость трагедии и сострадание (тоже вполне нормально согласуются…). Весна, танец, музыка, вся состязательность полов – и еще та самая фаустовская «бесконечность в груди»…