1046. 1. Мы хотим удержать наши чувства и веру в них – и додумать их до конца! Античувственность предшествующей философии есть величайшая и бесчувственнейшая человеческая глупость.
2. Наличный мир, который строился всем земным и живым, в итоге чего он сейчас так и выглядит (прочным и медленно движимым), мы хотим строить дальше – а не отметать критически прочь как мир ложный.
3. Возводить на нем наши ценности, выделяя их и подчеркивая. Какое значение имеет для нас, что целые религии утверждают: «Это все плохо, и ложно, и зло»! Такой приговор всему процессу может быть лишь суждением неудачников!
4. Конечно, неудачники, наверно, самые большие страдальцы и самые тонкие натуры? Но разве довольные люди значат меньше?
5. Надо понимать основной феномен, именуемый жизнью, как феномен художественный, – этот созидающий, строящий дух, который строит при самых неблагоприятных обстоятельствах, самым долгим способом. Доказательство всех его комбинаций еще только должно быть дано заново: это самосохранение.
1047. Влечения пола, жажда власти, удовольствие от видимости и от обмана, великое и радостное благодарение за жизнь и ее типические состояния – вот что существенно для языческого культа и имеет на своей стороне чистую совесть. – Всяческая не-природа (уже в греческой древности) борется с язычеством, в образе морали, диалектики.
1048. Антиметафизическое миросозерцание – да, но артистическое.
1049. Ошибка Аполлона: вечность прекрасных форм; аристократическое законоустановление: «да будет так всегда!»
Дионис: чувственность и жестокость. Преходящесть можно толковать как наслаждение зачинающей и разрушающей силы, как непрестанное творение.
1050. Слово «дионисийское» выражает: порыв к единству, выход за пределы личности, повседневности, общества, реальности, – как в пропасть забвения, как страстное, на грани боли, перетекание в темные, целостные, парящие состояния; восторженное да-сказание всеобщему характеру жизни как неизменному, равномогучему и равносчастливому при всех его переменах; великую пантеистическую со-радостность и со-страдательность, которая одобряет и освящает даже самые жуткие и самые подозрительно-мрачные свойства жизни – из непреходящей воли к зачатию, плодородию, вечности: как чувство единства перед необходимостью творения и разрушения… Слово «аполлоническое» выражает: порыв к совершенному «для-себя-бытию», к типическому «индивидууму», ко всему, что упрощает, возносит, делает сильным, отчетливым, недвусмысленным, типичным: свободу в узде закона.
С их антагонизмом дальнейшее развитие искусства сопряжено столь же необходимо, как дальнейшее развитие человечества – с антагонизмом полов. Полновластие – и соразмерность, высшая форма самоутверждения в холодной, благородной, надменной красоте: это аполлонизм эллинской воли.