Он развернулся лицом в противоположную сторону. Под холмом располагался торговый центр длиной в половину футбольного поля, а сразу за его асфальтированной стоянкой начиналось двухполосное шоссе, по которому то и дело проезжали легковые автомобили и пикапы.
Она подняла что-то с заднего сиденья квадроцикла и бросила ему справа: его рюкзак.
– Узлы будешь развязывать, только когда я уеду, – сказала она ему.
Он прищурился, чтобы разглядеть ее в ярком солнечном свете.
Когда глаза привыкли, он увидел, что она была с головы до ног окружена ореолом крошечных золотых искр в тысяче солнечных лучиков; пылинки непрерывно плавали с каким-то гипнотическим движением.
– А теперь вставай и отваливай от моей машины, – сказала она.
К нему снова подкатила тошнота, когда он встал, и он почти что свалился на землю. Она никак ему не помогла.
– А зачем, по-твоему, я тебе трость дала?
Тогда он вспомнил о ней, схватил двумя руками и поставил на землю.
– В твоем рюкзаке осталось, – сказала она ему, – все, с чем ты пришел. Нам чужого не надо.
– Я знаю, – ответил он, теперь стоя искривленно. – Спасибо.
Все еще моргая и щурясь, он огляделся. Деревья и высокая трава. Узенькая тропа с примятой травой под ногами.
– Там внизу есть место, где можно осмотреть ногу, – кивнула она в сторону шоссе. – На твоем месте я бы шла помедленней.
Он знал, что хочет сказать ей еще что-то, но это чувство никак не складывалось в слова.
Она забралась в квадроцикл и села на сиденье, сжимая руль двумя руками.
– Заманивать тебя в эту медвежью клетку, – сказала она, – не надо было этого делать. Надеюсь, я не повредила тебе ногу еще сильнее.
– А что, если мы сможем отправить к нему вертолет… – начал Демарко, но она отрицательно покачала головой.
– Просто оставьте все его в покое. Это все, чего я прошу. Он уже и так через столько прошел.
Какое-то время она ждала его ответа, но он ничего не мог выдавить. Как сказать ей, что он чувствует, если сам не может этого объяснить? Физическая боль, которую он пережил; облегчение в этот момент. Желание сдаться и умереть; решение двигаться дальше. Вкус ее супа. Живой труп Эмери Саммервилла. Огромное солнце висело низко на западе, но все еще ярко светило и обжигало его кожу.
Он улыбнулся. Кивнул.
Спустя мгновение двигатель квадроцикла взревел. Снова лихо рванув с места, она запетляла по высокой траве и стала спускаться по склону холма обратно к линии всепоглощающих деревьев.
Он смотрел ей вслед, пока она не скрылась из виду, а потом еще дольше, пока не стих шум мотора и не остался только глухой гул шоссе. Затем он опустился на здоровое колено, а потом и на ягодицы. Отложил трость в сторону и поднес запястья ко рту, чтобы зубами развязать узлы.