За скалой послышался скрежет гальки. Кто-то шел, тяжело и размеренно ступая. Я прислушался, стараясь угадать, один или двое приближаются к нам. Для одного шаги были чересчур увесисты, но удары правой и левой ноги были разделены с предельной четкостью, и никакого нарушения ритма уловить не удавалось. Из-за скалы они вышли одновременно — оба с автоматами на груди. Подле нас они замедлили шаг, посветили фонариком, но все так же молча, без единого слова, почти вплотную к воде, прошли дальше, отмеряя, метр за метром, песчаный берег моря.
— Пограничники, — сказал я. — Патруль.
— Где у них радио? В кармане?
— У них нет радио.
— У пограничников всегда есть радио, — сказал он убежденно.
Пусть так. Когда человеку лень говорить, он согласится с чем угодно.
— Когда я был маленький…
Я улыбнулся, но он не видел моей улыбки и продолжал спокойно и уверенно:
— …я думал, в приемнике сидит человек и в телевизоре тоже.
— Когда мне было столько лет, сколько тебе, я тоже так думал. А потом я узнал, что по проводам идет электрический ток и приносит человеческий голос.
Он рассмеялся.
— Ты был смешной, папа.
О других бы он попросту сказал — глупый. Но обо мне с некоторых пор он предпочитает говорить мягче — смешной.
— Ток дает свет, и тепло, и даже слона убить может. А телевизор работает только с антенной, потому что шарики попадают в телевизор через антенну.
— Какие шарики?
— Очень маленькие, меньше точки. Они в воздухе. Мы их не видим, но они все равно есть. Как ток: мы его не видим, а он есть.
Как ни странно, но до сих пор невидимый мир мне кажется менее реальным, чем видимый. И многие элементы микромира представляются мне плодами восхитительной игры человеческого воображения. А для него мир невидимого так же реален, как и мир, доступный глазу. Он верит в него с такой же силой проникновения и убежденности, с какой египтянин пять тысяч лет назад верил в бога Пта.
Память моя своенравна и капризна. Память и воображение. Я вижу в небе золоченый крылатый диск солнца со всеми атрибутами древнеегипетского скарабея, а под ним — каменистые поля Исландии, шипящие гейзеры и банановые рощи у побережья, где плещется Северное море. Подле рощи бугристый огород, какие бывают только в стране тысячи озер, в стране льда, гейзеров и гранитных глыб. По огороду резво ковыляет трактор-коротышка с плугом, лемехи которого сверкают на солнце, как булатная сталь. За рулем сидит семилетний рыжик с синими, как льды Гренландии, глазами. Мальчуган деловит и сосредоточен: поблизости не видать людей, и у него нет надобности имитировать преодоление трудностей или чего-нибудь иного, что дало бы представление об исключительности случая. Он делает свое дело с будничной простотой и экономностью взрослого человека.