Все это растянулось на долгие-долгие часы, может быть, даже месяцы или… годы. Что-то липкое и вяжущее затормозило Сашу и не только ее, но и вообще все вокруг, превратило прохладный воздух в патоку, серый свет, проникающий сквозь длинные белые вертикальные жалюзи — в зефирное благоухание, такое безвоздушно-сладкое, что легкие замерли, боясь его вдохнуть и… потерять.
Она открыла рот, чтобы сказать доктору, — все нормально, и не стоит так волноваться сущему пустяку. Это даже не порез на пальце, как тогда на кухне — сейчас она видела свои руки и растопыренные пальцы — ни кровинки, ни царапинки. Так почему же он так испугался? Почему его лоб под смешным колпаком собрался жирными блестящими складками?
И нужно обязательно его предупредить, что если он не удержит свой докторский колпак, то останется без него, а разве доктор Айболит может быть без колпака?
Взрослые всегда делают из мухи слона. В тот раз мама так перепугалась, что забыла ее отругать за нож и картошку — так за что же ее теперь могли отругать? Она наверняка что-то сделала не так, скорее всего, не заметила позади какой-нибудь столик и случайно задело его, а там находился важный и хрупкий медицинский инструмент. Других объяснений у нее не было.
Доктор все же не удержал колпак. Это оказалось смешнее всего.
— А-дре-на-лин!!! — прорычал он по буквам. Так медленно, что Саша, утратившая вдруг равновесие (это она поняла по взлетевшим вверх рукам), сначала даже не поняла, что это говорит вообще человек, а не испорченный телефон.
Но и обернуться, посмотреть, что же она уронила, тоже не могла — не получалось.
К чему весь этот спектакль, подумала Саша. Если они хотят ее наказать, поставить в угол, или рассказать все родителям, от которых, конечно же, тоже обязательно влетит (прежде всего, от мамы), то почему бы не сделать это сразу — без гримас и какого-то «ад-ре-на-ли-на», звучащего как заклинание из страшной сказки.
Краем глаза она смогла уловить выражение лица медсестры, находящейся слева — ее улыбку сменила восковая маска страха. Глаза расширились до такой степени, что белки вот-вот грозили выскочить из глазниц и тогда Саша поняла, что действительно, случилось нечто ужасное. Даже может ужаснее, чем просто разбитая склянка или термометр, хотя, что может быть ужаснее?
Пропуская кадры, теряя их яркость, выпуклость, реальность, Саша продолжала наблюдать и то что она видела, мелькало мимо нее — словно уходящий поезд с его желтыми окошками.
На руке затянулось что-то очень упругое, жесткое. Потолок удалялся, она пошатнулась вперед, но падала навзничь. Шарик парил высоко-высоко и как она ни силилась, не могла разглядеть, что же там нарисовано. Какое животное на ее ОСОБОМ ШАРИКЕ?