— Что не скачи, Леонид Маркович? Может быть, вы о чем-то знаете и забыли нам рассказать?
— Виталий Сергеевич… Виталий… Меня подняли с постели, так же, как и тебя — в восемь пятнадцать. В девять я был тут. Что, по-твоему, я могу знать?
Золотов пожал плечами.
Сидевший тихо Лукин кивнул на серый стационарный телефон.
— Наберите уже кого-нибудь, это похоже на цирк. Еще… — он поднял руку, намереваясь взглянуть на часы, но увидев, что они отсутствуют, чертыхнулся. — Еще… примерно час, час у нас есть, и потом результаты тестирования можно смыть в унитаз, их никто не признает. Если московских еще удастся упросить прикрыть глаза, то федеральную службу — бесполезно. Я уже не говорю про ребят из ВОЗ. Там звери.
Трошин кивнул. Он понимал, что дорогостоящее исследование может прерваться на финальных испытаниях и тогда, по сути, придется начинать все сначала. А это время. Не факт, что формы и штаммы гриппа, против которых так эффективно работала вакцина, будут еще актуальны.
Директор снял трубку, его палец коснулся кнопки телефона. Потом он потряс трубку, посмотрел в дырочки и водрузил ее на место.
— Не работает, — сказал он задумчиво. — Отключен.
— Похоже, мы заложники, — резюмировал Лукин. — Может быть, это вообще не органы? Обычный рейдерский захват. Сейчас по очереди нас вызовут, созовут совет директоров, введут своих людей, перепишут собственность и патенты и… дело сделано. А мы тут гадаем. Неужели нет больше никакого телефона?
— В машине есть, — сдавленным голосом сказал Трошин. До варианта, озвученного Лукиным, он почему-то не додумался. А ведь, согласно принципу Оккама, это самое простое объяснение. Внедряют своего человека в тест-группу. Дожидаются конца испытаний, чтобы точно знать, стоит или нет идти на риск: ведь сумма заказа на новую вакцину могла составить более пятидесяти миллионов долларов. И это только в России, без учета братских республик и дальнего зарубежья. Если выяснится, что испытания прошли успешно, происходит захват НИИ и всех технологий. Вполне законным способом доли переписываются на свои предприятия.
— Господи… — прошептал Трошин. — Не может быть… Кто же эта крыса? Аргентум? Фармапром? Кто?
— Скорее всего, вторые, — нехотя сказал Золотов. — Эти точно могут.
— Что? — Трошин убрал руки, которыми обхватил мясистое лицо. — Что ты сказал?
— Фармапром.
— Почему? Откуда ты…
— Они предложили мне зама по науке…
Кровь схлынула с лица директора. Он застонал, как подстреленный кабан — протяжно, надрывно, словно это известие поразило его в самое сердце.
— Виталий… как же… — он вдруг схватился за грудь.