– Будет больно? – Она чувствовала, как проникает в нее горячая плоть.
– Совсем недолго.
Его глубокий голос вызывал дрожь во всем теле. Ей хотелось отстраниться, но ее словно пригвоздили к кровати. Выдержать даже минуту такого напряжения? Слишком сложно.
– Скоро, – Халид шептал ей в самое ухо, – я подарю тебе удовольствие.
Но для этого нужно было прожить и эту минуту, и следующую. Обри начала понимать, как же на самом деле ей нужна эта боль, и подалась ему навстречу. Она едва не теряла сознание, но ей было невероятно хорошо. Не кричать, только не кричать.
Халид с огромным блаженством погружался в нее, но как же тяжело ему было удерживаться от резких движений. Тело раздирало на части от вожделения и напряжения, но это был ее первый раз, и ему хотелось, чтобы он остался в памяти максимально мягким, он хотел сделать ей этот подарок.
Когда Халид приблизился, она крепко зажмурила глаза, но стоило ему отстраниться – и распахнула их снова. Боль стихала и нарастала вместе с его движениями, а он продолжал отстраняться и приближаться. С каждым разом боль становилась меньше, проходила все быстрее. Обри цеплялась за его плечи, не отпускала, изгибалась под ним. Халид больше не мог терпеть, он вошел в нее так глубоко, как только мог, тело полыхало жаром, опалявшим кожу Обри. Она открыла глаза и, встретившись с ним взглядом, потянулась поцеловать. И когда их губы соединились, он овладел ею быстро и резко.
– Ха-а-лид. – Она чувствовала перемены, напряжение внутри ее нарастало. Наконец с кошачьим мяуканьем она кончила, а вместе с ней и Халид.
Она почувствовала его спешку, но после оргазма они снова замедлились, отдаваясь на волю последним медленным волнам удовольствия. Он не спрашивал, больно ли ей, – ее боль он чувствовал всем своим телом. Он не спрашивал, понравилось ли ей, – это было очевидно. Они целовались так, словно провели в этой кровати больше одной ночи, и между поцелуями он говорил на арабском слова, которых не должен был говорить никогда.
«Я хочу тебя утром. В пустыне. Я уже хочу тебя снова».
Обри купалась в его словах, голосе, прикосновениях и, когда он лег рядом, свернулась в его объятиях. Мир вокруг них растворился, оставив их вдвоем. И пусть даже его страна в этот момент терпела бедствие, его это не волновало.