Его миндалевидные глаза смотрели прямо в душу, а карамельная кожа напоминала об арабских корнях. Он был серьезный малыш, но в четыре месяца улыбнулся той самой улыбкой, что могла растопить сердце Обри.
Роды были сложными. Не столько физически – тренировки и выносливость помогли справиться, – сколько из-за того, что он родился на 10 недель раньше срока, и это пугало.
Это было больно, да, но больше на эмоциональном уровне. Она хотела, чтобы Халид был рядом, с ним она чувствовала себя в безопасности. Ей так не хватало этого ощущения – словно о ней позаботятся и она может наконец отдохнуть. Физическая боль оказалась кстати, благодаря ей удалось выплакаться, впервые после ссоры с мамой. Сейчас все стало лучше.
Джонсоны умели выживать, пусть даже мама на какой-то период об этом забыла. После размолвки она быстро смирилась с мыслью о внуке, и это мотивировало ее на поиск работы. Сперва она устроилась горничной в один из дорогих отелей. Сердце Обри сжималось, когда она видела, как мама пытается изобразить отвагу, хотя напугана до ужаса. Тетя Кармель первые несколько смен ездила с сестрой на автобусе, но вскоре надобность в этом отпала. Мама вернулась в ряды сопротивленцев.
Конечно, денег по-прежнему не хватало. Едва ли не сразу, как Стелла нашла работу, Обри пришлось отказаться от трапеции и танцев. Несколько месяцев она работала на стойке регистрации, но зарплату платили нерегулярно. Она продолжала тренироваться и планировала как можно раньше вернуться к прежней работе. Но Ааяз стоил всех страданий.
– Ты очарователен, как твой папочка. – Обри лежала на кровати, поглаживая шелковистую черную головку. Она ждала, что глаза малыша потемнеют и станут как у Халида, но они оставались прозрачно-голубыми. И даже ими он умудрялся смотреть прямо в душу – как отец. Обри скучала по Халиду каждую минуту каждого дня, каждой ночи. Как же она хотела рассказать ему об их сыне, но боялась его реакции. И как в его примере с пастой «Примавера», новости об Аль-Заха не теперь были везде. А еще несколько дней назад по телевизору рассказывали о годовщине смерти Джоба. Обри хотела поехать, но не смогла себе этого позволить. Она продолжала заниматься на скрипке, но, чтобы получить скидку, ей пришлось оплатить 10 уроков подряд. Потом у нее пропало грудное молоко, и из-за этого появились новые траты, на которые она не рассчитывала. Услышав имя Джоба, Обри посмотрела на мать. На ее усталом и испещренном шрамами лице читалось сожаление. Как же хорошо, что в ту ужасную ночь их ссоры ей удалось сдержаться и не вывалить все. Может быть, где-то глубоко внутри мама и сама знала, что им с Джобом никогда не быть вместе, но мечты давали маме возможность сбежать из этой реальности.