— Тебе надоело жить? — шепчет он.
Он готов меня убить. Единственно, что его сдерживает — желание понять мой мотив.
— Не мне, ваше высочество. Посмотрите белый и серебристый шнурки, на них будет особенно хорошо заметно.
— И что я по-твоему увижу?
— Фиолетовые пятна. Сок, которым пропитали ваш браслет, выступит от горячего.
— Лируанский яд?
— Да, — в романе именно так звучало, теперь, когда он назвал, я вспомнила.
Ненависть не утихает, но руку кронпринц опускает, оборачивается, вынимает из чашки косичку.
Заливать следовало кипятком, я же бросила косичку в горячую воду. Если она была недостаточно горячей.
— Надо же, вы не ошиблись, леди.
Конечно, я не ошиблась. В романе, ближе к финальным главам, кронпринц предложил Оливии уединиться в его спальне. Спасаясь, она расцарапала его запястье и сорвала косичку. Риман был настолько нетрезв, что не заметил пропажу. Оливия по доброте собиралась вернуть косичку и, чтобы не забыть и не потерять, безрассудно повязала на своё запястье, ведь артефакт, определяющий яды, который она всегда носила при себе, не распознал угрозы. Сработал артефакт принца Дорана. Именно принц показал Оливии трюк с кипятком, а потом подарил свой, более мощный артефакт.
Риман растерял весь свой запал, незаметно ссутулился, опустил голову.
В романе не упоминалось, но не трудно догадаться, что человек, стоящий на вершине мира, будет носить столь простое украшение, если ему дорог даритель.
— Вас предал друг, ваше высочество?
Я не должна была спрашивать, это слишком личное, слишком болезненное. Но недавний тигр на миг показался мне потерянным котёнком, и я не сдержала порыв. Я просто забыла, кто передо мной.
Кронпринц, наверное, тоже забылся, ничем иным я не могу объяснить, что он мне отвечает.
— Мама. Это подарок от мамы.
Принц отворачивается от меня, от полумёртвой от ужаса горничной, ставшей свидетелем не предназначенной для её глаз сцены. Сбежать служанка не пытается, стоит, опустив голову и сжимает кулаки с такой силой, что я подозреваю, ногти оставят на ладонях кровавые полумесяцы.
Мысленно чертыхнувшись, я аккуратно смещаюсь, чтобы оказаться на одной линии между Риманом и служанкой. Меня он не тронет. Уж если сдержался, когда я содрала с него косичку, то сейчас и подавно начнёт с допроса. Воображение рисует застенки темницы. Как я должна объясниться?
А ведь всё так хорошо начиналось: спасение от уродов, перерождение в леди, настоящий бал…
Секунды складываются в минуты, его высочество медленно оборачивается:
— Леди, присядьте.
Ложное спокойствие пробирает до костей, и я не ошибаюсь в своём дурном предчувствии. Кронпринц, зажмурившись, исступленно ударяет кулаком по столу. Подпрыгиваю, звякают чашки.