На остановке в автобус вошёл маленький небритый человечек и внимательно огляделся. Завидев мою авоську с книгами, он сел напротив. Был он крепенький и быстрый, смотрел одним глазом на меня, а другим, красным, куда-то сквозь. Он носил клетчатые шорты с подтяжками, а на его лысеющей макушке играл солнечный свет.
– Едете к Хаиму? – спросил он по-русски.
– Ну да.
– Я тоже. Меня зовут Пётр Исаевич Склярский.
Он протянул мне руку.
– Евгений Никитин, – ответил я в унисон с его манерой представляться.
– Вы меня поразили. Захожу в автобус, а тут человек с книжками сидит.
– Я из библиотеки еду.
– Однако. Не знал, что у Хаима кто-нибудь знает, где находится что-либо, кроме магазина «Альди». Что вы читаете? Надо же. Тютчев? Ого.
Он схватил мою авоську и стал рассматривать книжки. В каждой немецкой библиотеке есть раздел книг на иностранном языке. В моей авоське Пётр Исаевич обнаружил стихи Тютчева, «Мёртвые души» и «Фауста» в переводе Пастернака.
«Альди», упомянутый Петром Исаевичем, был наиболее дешёвой сетью продуктовых магазинов, поэтому пластиковые пакеты, по которым эмигранта отличали от местного жителя, происходили в основном именно оттуда. Наш брат по привычке закупал продукты на неделю вперёд на случай инфляции и поэтому тащил к Хаиму не менее четырёх чудовищно раздувшихся пакетов. У эмигрантов от этого портилась походка, и они двигались как бы вразвалочку.
– Вы первый образованный молодой человек, которого я здесь встречаю, – польстил мне Пётр Исаевич, разглядывая сборник Тютчева. – В вашем возрасте я уже писал стихи.
– Я тоже пишу стихи.
– Вот как, – поразился Пётр Исаевич. – Прочитайте мне что-нибудь.
– Как-то неудобно, – сказал я ханжеским голосом.
– Очень удобно. Кроме меня вас никто не поймёт.
Он был прав. Поблизости не было никого с пластиковым пакетом. В автобусе сидело человек пять обсуждающих погоду ровесников Гинденбурга и одна его ровесница, смотревшая на нас с каким-то ужасом. На следующей остановке она выскочила, как ошпаренная. Я бы удивился этому, если бы на майке Петра Исаевича не было написано «Remember 1945».
Я откашлялся.
– Вперёд, – подбодрил меня Пётр Исаевич.
– «Когда-то видел я в одном ушедшем сне…»
– Стоп, – оборвал меня Пётр Исаевич. – Я, конечно, понимаю, что это ваше коронное стихотворение. Но так нельзя. Это же типичные эмигрантские стихи. Это ясно уже по первым строчкам. Вы слишком много спите, это выдаёт некоторая помятость вашего лица. Дальше будет что-нибудь про осеннюю пору? Я так и думал. А главное – нельзя читать таким убитым, гнусавым голосом. Сядьте прямо. Расправьте плечи. Вдохните побольше воздуха. Почувствуйте себя красивым и независимым человеком. Вот-вот. Что там дальше?