На дороге появились первые красные огни аварийных машин.
Я с трудом поднялась на ноги.
И как только я это сделала, Оливия дернулась, закашлялась и растерянно заморгала. Словно очнувшись ото сна, она посмотрела на человека, который только что вытащил ее из воды.
Вздрогнув, она спросила: «Паоло?»
Там, где подъездная дорожка пересекалась с дорогой, под странным углом стояла машина – компактная, американская, где-то двадцатилетней давности. Она, скорее, резко остановилась, а не припарковалась. В тусклом свете я увидела дымок от столкновения на ее капоте, а еще что одна из задних дверей была помята. Я повернулась и уставилась на поверхность воды, пытаясь найти признаки того, что Сильвер все еще преследует нас, но их не было – только ровное бульканье: то, что осталось от воздуха, пойманного в ловушку внутри грузовика, вырвалось наружу.
В конце подъездной дорожки вспыхнули красные огни. В секунды одетые в униформу работники «Скорой помощи» окружили Оливию, обернули ее в темно-синее одеяло. Она отвечала на их вопросы.
Я была уверена, что скоро появятся и первые синие огоньки.
Пламя окрасило крышу домика в красный цвет. Над головой плыли серые клочья облаков, словно следящие за происходящим.
Я подошла к призраку, который вытащил нас с Оливией из воды. Паоло стоял лицом к лесу. Я знала его, но… не знала. Только теперь я поняла, что никогда не знала его настоящего. Все это время он носил маску. И все же мое сердце загорелось любовью, когда я посмотрела на него, и я ненавидела себя за это. Это была меньшая любовь, но все же смерть и воскресение не стерли этого чувства.
Внутри меня открылась дверца, сквозь которую я мельком увидела все, что так долго сводило меня с ума, – как Паоло, должно быть, доплыл до берега, как нуждался во мне как свидетеле своего исчезновения, чтобы снять подозрения.
Как долго они с Сильвером были вместе.
Как чертовски долго.
Количество лжи, точнее и не назовешь, умножалось в моем сознании в геометрической прогрессии, чем дольше я думала об этом. Непостижимая, безграничная способность Сильвера двигаться вперед поражала. Он актерствовал, изображал неподдельное недоумение во время расследования смерти Паоло, а затем и Сэнди. Имел наглость выражать сочувствие. Сидел на похоронах – боже мой, – зная, что никто другой не знал, то и дело вытирая глаза дорогим носовым платком.
Мне было интересно, где он оставил другую часть себя или где она оставила его.
Паоло обхватил руками дрожащую грудь, а я изучала черты его лица и заметила, как он побледнел. Его фигура была такой же, правда, он немного похудел. Его черные как вороново крыло волосы, теперь более длинные, отражали свет огня. Его кожа была пепельной, а вместо переднего зуба торчал треугольный обломок – я уверена, что он хотел бы это исправить. Суженные глаза скорбно блестели из-под нахмуренных бровей – может быть, от того, как он жил в предыдущие месяцы, а может быть, от встречи со мной.