– Тогда почему вы их не арестуете? – поразился Толик.
– А потому, – хитро прищурился Мошкин, – что это для негодяев слишком жирно будет. Не-е-т, я жду, когда их совесть мучить начнет.
Не успел следователь произнести эти слова, как дверь отворилась и на пороге появились… палачи во главе с Василь Василичем. На них жалко было смотреть, все такие несчастные, заплаканные.
– Не могу больше! – рванул на груди черную рубаху Василь Василич. – Что ж вы делаете-то, а?! Почему нас не арестовываете?! Мы же столько злодеяний совершили!
А следователь Мошкин, знай, посмеивается.
– Что, – спрашивает, – совесть замучила?
– Ой, замучила, – рыдают палачи, – ой, замучила, проклятая!
А Василь Василич – так тот прямо на колени бухнулся.
– Бери нас, Мошкин, и веди в тюрягу! – умоляет. – Пострадать хотим!
– Вы пострадать хотите, – хихикает следователь, – а я вам путевочки бесплатные на курорт. – И достает из кармана путевки. – Вот, пожалуйста, поезжайте отдыхать на Канары.
От такого неслыханного благородства палачи прямо обалдели. Стоят, как крови… ой, то есть, как воды в рот набрали. А следователь Мошкин интересуется ненароком:
– А вы всех оживили, кому головы поотрубали?
– Всех, всех, – заверил его Василь Василич. – А вашу жену, Эмму Петровну, в первую очередь.
– Ну спасибо за жену, – поблагодарил Мошкин. – Этого я вам никогда не забуду.
А тут и сама Эмма Петровна заходит – с большущим тортом.
– Сейчас, – говорит, – будем чай с тортиком пить. Вприглядку.
Расселись все вокруг стола и стали чай пить да на тортик поглядывать. Но ничего не поделаешь, вприглядку иначе нельзя.
Попили все чаю (без сахара, зато по два стакана), и Эмма Петровна начала гостей выпроваживать:
– Идите, идите. А то моему Мошкину надо сегодня еще белье постирать да полы помыть.
Короче, палачи отправились на Канары, а Толик потопал домой.
И знаете, что ему учительница на прощание сказала?
– Ты теперь, Анатолий, слово «класс» можешь вообще без двух «с» писать. Пятерка по русскому за год тебе обеспечена.
Страшилка про меня
Жил-был я. И писал всякие страшилки. Писал-писал и, в конце концов, обо всем страшилки написал. И вот сижу я у окна, а за окном снег идет. «О! – думаю, – напишу-ка я страшилку про черный снег». И тут же вспоминаю, что была у меня уже такая страшилка. И про черное молоко, кстати говоря, у меня тоже была страшилка. Или вот, к примеру, гав-гавкнет на улице собака – а у меня и про собаку-призрак страшилочка имеется; да и про кошку-привидение, кстати сказать, тоже. И про самолеты, которые исчезают непонятно куда; и про поезда-невидимки, которые мчатся невидимыми; и про корабли с мертвецами, которые плавают по Мертвому морю.