Хун пропустил мимо ушей последние слова судьи. Он сосредоточенно прислушивался к звукам кимвалов и флейт, доносящимся со стороны улицы, где стоял храм Хранителя города.
— В город прибыла труппа странствующих актеров, ваша честь! — с горячностью воскликнул старшина. — Должно быть, они услышали о церемонии в храме Белого облака и теперь устанавливают сцену, чтобы немного заработать, благо весь город на ногах. Может быть, мы посмотрим представление? — с надеждой добавил он.
Судья улыбнулся и кивнул. Он знал, что Хун всю жизнь был заядлым театралом — это была его единственная слабость.
Площадь перед храмом была полна народа. Поверх голов судья увидел высокую сцену, сделанную из бамбуковых жердей и циновок. Над ней развевались красные и зеленые вымпелы; по сцене, которая освещалась множеством разноцветных фонариков, расхаживали актеры в ярких костюмах.
Локтями распихивая зевак, судья с Хуном пробились к платным деревянным скамьям. Сильно накрашенная девица в кричаще-ярком костюме взяла деньги и нашла для них два места в заднем ряду. На них никто не обратил внимания; все глаза были устремлены к сцене.
Судья Ди лениво разглядывал четырех актеров. Он мало что знал о театре и его традициях, но предположил, что старик в зеленом парчовом халате с длинной белой бородой, должно быть, старейшина. Однако понять, кто эти двое стоящих перед стариком мужчин и коленопреклоненная женщина между ними, он не мог.
Оркестр замолк, и старик принялся рассказывать о чем-то резким пронзительным голосом и говорил очень долго. Судья не был знаком с чудной протяжной театральной дикцией, поэтому ничего не понимал.
— Что все это значит? — спросил он Хуна.
Старшина тут же пустился в объяснения:
— Старик играет старейшину, ваша честь. Представление подходит к концу; сейчас он выносит решение по жалобе, которую тот малый, что слева, подал на свою жену, которая на коленях. Второй мужчина — это брат истца; он пришел засвидетельствовать его добропорядочность.
Хун немного послушал, а потом взволнованно продолжил:
— Муж уезжал на два года, а когда вернулся, обнаружил, что жена беременна. Он обратился к старейшине, чтобы получить разрешение на развод по причине нарушения женой супружеской верности.
— Тише! — рявкнул через плечо сидящий перед судьей толстяк.
Тут снова грянул оркестр: взвизгнули скрипки, ударили кимвалы. Женщина грациозно поднялась с колен и запела страстную песню, содержание которой судья не смог уловить.
— Она говорит, — зашептал старшина Хун, — что восемь месяцев назад ее муж вернулся поздно вечером и провел с ней всю ночь. И снова ушел еще до рассвета.