— Что же будет дальше? — спросил Веэн. — Намерен ты дружить с Костей?
— С Костей дружить буду, а заниматься нэцкэ — нет, не буду.
По-видимому, я сказал это очень твердо. Веэн пристально посмотрел на меня:
— Это твое окончательное решение?
— Окончательное.
— Дело твое. Где нэцкэ бамбук?
Я опустил руку в карман и вынул обе нэцкэ — бамбук и стрекозу. Краснухин так торопился меня выпроводить, что я забыл вернуть ему стрекозу.
— А ну покажи, что это у тебя?!
Веэн внимательно рассмотрел стрекозу.
— Краснухин дал?
— Краснухин.
— Зачем?
— Дал.
— Забавная нэцкэ.
— Забавная.
— Надеюсь, ты мне ее оставишь?
— Как же я могу вам ее оставить?
Веэн вынул из шкафа фигурку, изображавшую крестьянина верхом на буйволе. Вечер, кончилась работа в поле, крестьянин возвращается домой, отдыхает, сидя верхом на буйволе, поет свою песню. Это была хорошая нэцкэ. От нее веяло тишиной, спокойствием, умиротворенностью свершенного трудового дня.
— Отдашь ему буйвола.
— А если он не захочет меняться?
— Поставишь его перед совершившимся фактом.
Я положил стрекозу в карман.
— Этого я не сделаю.
Некоторое время Веэн пристально смотрел на меня. Честное слово, мне казалось, что он сейчас бросится отнимать у меня нэцкэ. От этих собирателей всего можно ожидать. Когда дело касается их коллекции, они становятся форменными психами.
Веэн не бросился отнимать у меня фигурку. Некоторое время он молчал, потом сказал:
— На твой паспорт сдана нэцкэ в антикварный, кажется музыканты… Если она продана, надо получить деньги.
— Дайте квитанцию, я пойду получу.
— Я удивился тому, что от тебя приняли ее на комиссию. При получении денег они обязательно потребуют, чтобы пришли твои родители.
— Мои родители в отъезде.
— Приедут.
Мне не слишком хотелось, чтобы об этом узнали мои родители, — зачем им знать какой-то случайный эпизод моей жизни? Тем более, что я последний раз встречаюсь с Веэном. Но Веэн меня шантажирует, хочет воспользоваться этой злополучной квитанцией. Ну и черт с ним! Я сам все расскажу своим старикам. Конечно, мне не хочется их огорчать. Я всегда предпочитаю, чтобы со мной случилось что-либо плохое, а не с ними. Если у человека и бывает тревога, то именно за близких ему людей. Когда я представляю себе какие-нибудь опасные ситуации: нападение бандитов, например, или стихийное бедствие — землетрясение, наводнение, мне становится беспокойно прежде всего за моих стариков. И хоть мой папа гораздо сильнее меня, я беспокоюсь за него больше, чем за себя. И все же лучше неприятное объяснение с отцом и матерью, чем вязнуть дальше в этой истории. Лучше признаться в плохом, чем продолжать его.