– Он тебя по попе шлепнул! – как только за нами закрылась дверь капитанского кабинета, констатировала дочь министра. Да таким тоном, будто Рик оскорбил своим прикосновением не мою, а ее задницу. – Это возмутительно! Как ты стерпела? Я обязательно расскажу обо всем Дому, и он...
– Послушай, Мили, – я с трудом заставила себя назвать ее по имени, – тебе-то до всего этого какое дело? Ладно, Дом – он мудак, но его можно понять... Но ты зачем лезешь? Тебе какая польза от того, что он станет меня трахать?
Она покраснела. Было видно, как сильно ее задела моя нарочитая грубость, – а нечего лезть со своими улыбками! Господи, неужели она и в самом деле такая дура? Или я снова думаю о людях лучше, чем они есть на самом деле, и тумбочка просто играет?
– Но как же? – Она обиженно надула губы и потупилась. – Мы ведь фактически одна семья.
– Молочные, бл@дь, сестры! – выругалась я сквозь зубы. – Прости за грубость, но как ты не видишь? Ладно я всю жизнь в бабском коллективе жила, о мужиках и о том, как с ними отношения строить, только по книжкам да сопливым мелодрамам знаю. Но ты! У тебя же папа министр, пансион благородных девиц и куча гувернанток, не иначе. Ты-то зачем все это терпишь? Из-за каких таких высоких чувств?
– Зачем ты так? – тихо всхлипнула она и все же уронила хрустальную слезу. – Я люблю его, а он...
– А он любит только себя, раз позволяет тебе так унижаться, – перебила я. – Мы не семья, Мили. Никогда ею не были, не будем, да и, откровенно говоря, даже в теории не способны ею стать.
– Ты просто жадина и не хочешь делиться! – вскрикнула тумбочка, и меня перекосило от стыда. Боже, другие люди как люди, а мне всегда так стыдно, когда кто-то рядом со мной ставит себя в неловкую ситуацию.
– Значит, жадина, – согласилась. – Потому что своим мужчиной я не собираюсь делиться ни с кем. Он же не модные туфли, которые ты можешь одолжить подружке, чтобы она на свиданку сгоняла… И если ты этого не понимаешь, то я вообще не знаю, зачем с тобой говорю. Я не уеду с Перевала. И точно больше никогда не стану... – я скривилась, – не буду с Домиником. Ни в каком смысле. Никогда. Никакого «контакта» с ним. Да и поздно говорить об этом. Он ничто для меня. Пустое место. Ноль. Я не хранила ему верность. Нас теперь даже прошлое не связывает.
Тумбочка побледнела и испуганно зажала рот рукой. Кольцо пустило солнечного зайчика мне в глаза, и я зажмурилась.
– Как ты могла? Доми был такого высокого мнения о твоем профессионализме… Он этого не переживет.
– Да плевать мне на твоего Доми, – я устало махнула рукой и опустилась на стул для посетителей. – Моя бы воля, я б его вообще никогда в жизни больше не видела. Да, вероятно, придется…