— Хлеб да соль!
— Просим милости!
— Кушайте на здоровье!
Мужик сел на лавку, почесал в затылке и, обратившись к Макару, проговорил:
— А я, брат, к тебе!
— Что такое?
— Я видел, ты раз летом с реки бодягу[2] нёс; не дашь ли мне, пожалуйста, щепоточку?
— На что тебе?
— Да что, шут её побери-то, беда случилась!
— Какая такая?
— Да жеребёнок парню ногу расшиб в самой коленке! Раздуло, посинела вся: парень на крик и кричит!
— Ишь ты, грех какой! — сказала жена Макара. — Как же это он ему подвернулся?
— Как подвернулся? Нечаянно. У нас ведь нешто лошади! Не лошади это, а дьяволы, уж такой анафемский покон
— Чем же? — проговорил Макар. — У тебя, кажись, кобыла хорошая…
— Хорошая в работе, — сказал Яков, — тягущая и сильная, а характером чёрту сестра… Чуть маленько оплошаешь, живым заест. Вот и жеребёнок в её задался, да не первый такой, а третий. Тех из-за характера сбыл, этого пустил, — ну, думаю, последыш, може, посмирнее будет, выращу кобыле на смену, ан, вишь, и этот такой!
— Что ж он, лягается, что ли?
— И лягается, и кусается, всем берёт!.. К себе не подпустит, вот какой, окаянный!
— Ишь ты! — проговорил Макар и замолчал. Хлебнув щей, он проговорил — Ладно, я бодяги-то тебе дам…
— Дай, пожалуйста, а то просто беда! Парень измучится совсем.
Поев наскоро, Макар вылез из-за стола, сходил в горенку, принёс щепоть бодяги и, отдав Якову, стал объяснять, как её употреблять. Яков слушал Макара внимательно, хлопал глазами, но, видимо, ничего не понимал. Макар заметил это, сразу оборвал объяснение и проговорил:
— Да постои, я сам пойду погляжу, какой ушиб-то, и сделаю, что надо.
— Пойдём, пожалуйста.
Макар оделся, они вышли из избы и направились вдоль деревни.
Подходя к дому Якова, Макар вдруг услыхал за воротами, внутри двора его, какую-то возню, звонкие удары по чему-то и бабье взвизгиванье: «Вот тебе, вот тебе, вот тебе, идол!» Когда они вошли в калитку и Макар взглянул во двор, то увидел, что Соломонида, жена Якова, держала в поводу обротанного[4] полуторагодовалого жеребёнка и здоровою палкой лупила его по чём попало. Жеребёнок рвался, метался, бросался во все стороны, но баба крепко держала за повод и немилосердно тузила его. При виде мужиков баба бросила палку, сняла обротку, жеребёнок рванулся в сторону и ударился боком о забор так, что сейчас же отскочил от него, как мяч, и не удержался на ногах. Потом он быстро вскочил снова на ноги, сделал круга два по хлеву и, забившись в угол, остановился там, дрожа всем телом и пугливо всхрапывая. Макару стало жалко его.
— За что ты его? — спросил он бабу, приподнимая шапку.