Я в ответ уронила искру под ноги:
— Который злодей, в тулупе?
— Сзади!
Повернуться не успела, проклятые каблуки скользнули в луже растопленной воды, и я упала, к счастью потеряв сознание прежде, чем ушиблась.
Снов не снилось, уж об этом учитель Артемидор позаботился. Я вынырнула из чернильной тьмы сначала слухом.
— Гелюшка, — сокрушался знакомый голос, — да как же так? Работнички! Надворную советницу от загорской няньки не в состоянии отличить!
— Виноваты, ваше высокопревосходительство, — шамкал голос незнакомый, — обознатушки получились. Только и госпожа Попович разбираться не стала, вон как нас отметелила.
— Потому что по уставу сперва представиться должно. — Это говорила Геля. — А то, как тати ночные, напрыгнули на девиц. Они ведь напрыгнули, Юлий Францевич. Этот, который без зубов, еще и палкой госпожу Абызову огрел.
— Я тогда еще с зубами был!
— Не махал бы палицей, с ними бы и оставался! Юлий Францевич, налицо превышение служебных полномочий.
Я открыла глаза и застонала. Ничего не болело, стонала для порядка и для подчеркивания своего страдательного статуса.
— Где я?
— Серафима? — Геля склонилась надо мной, заслонив свет настольной лампы. — Голова болит? Мутит? Сколько пальцев видишь?
— Нисколько, ты мне свет заступила.
— Не бил я ее по голове, — шепелявила фигура в дальнем углу. — А палицей по привычке замахнулся.
— Вон! — Канцлер вытолкал беззубого за дверь.
Я с помощью Гели села на твердом диване, осмотрела кабинет, в котором кроме диванчика были лишь стол с лампой под зеленым абажуром, плотные шторы на окне и два стула. Один хозяйский, другой для посетителей. Ножки последнего оказались приколочены к полу, и на него направляла луч света лампа.
Подозреваю, что господин канцлер планировал барышню Абызову не на диванчике раскладывать, а на приколоченном стуле держать. Диванчик у него для других барышень задуман. Я даже начинала догадываться для которых.
— Евангелина Романовна, голубушка вы моя, — сюсюкал Брют, — накажу разгильдяев примерно, уж будьте покойны. Мне всего лишь с Серафимой Карповной побеседовать хотелось, а эти дуболомы разницы между арестом и приглашением понять не смогли.
Артритными пальцами Юлий Францевич убрал от Гелиного лица выпавший из прически локон. Я многозначительно кашлянула, напомнив о своем присутствии.
— Вот и подруга ваша в себя пришла. Не правда ли, Серафима Карповна?
— Желаешь о бесчинствах тайного приказа в канцелярию донести? — спросила Евангелина деловито.
— Не желаю.
— Перфектно. Тогда я в приемной тебя дождусь. Его высокопревосходительство обещал долго не задерживать, чтобы мы на фильму не опоздали.