— Файнтух? — Геля прочла название на упаковке. — Хороший портной.
— Ты у него обычно обшиваешься?
— Обычно не у него, дорого сей гнум за свою работу просит. Однажды заказала, только в приказ на службу прибыв, ну и третьего дня, когда поняла, что…
— Поняла что?
Но Евангелина Романовна отвлеклась на Гаврюшу, корзинка с которым стояла на соседнем стуле. Я догадалась, что дальше подразумевалась информация служебная, не для моих ушей, и слегка огорчилась.
— Только третьего дня решили его лавочку прикрыть? — Как раз принесли заказанное, поэтому спросила я, переждав, пока официант удалится.
— Прости? — Геля скармливала бездонному Гавру мороженое, поэтому замерла с занесенной ложечкой.
— Уж не знаю, как это у вас, сыскарей, называется, — принялась я жеманничать. — То место, где запрещенными зельями приторговывают. Притон? Вертеп? Ну, когда официально все чин чином, мастерская с заказами солидными, а из-под полы, тайно… Удобно еще между ткаными рулонами пузырьки да пакетики засовывать. А уж люди знающие, где искать, вместо склянок и пакетиков деньги оставляют.
— Ты… — Геля отдернула руку, в которую вцепилась собачечка, отложила ложку и прямо в корзину поставила креманку с мороженым. — Как ты умудрилась все это выяснить?
— Талант, букашечка. — Эльдар переставил корзинку и уселся, оказавшись между мной и Попович. — У нашей огненной Серафимы еще один талант обнаружился.
— Господин Папаев! — умилилась я фальшиво. — Какая у вас бурная фантазия в подборе псевдонимов! Вы, часом, не купец?
— Я, Серафима Карповна, князь, — четко проговорил чародей.
— Сейчас начнет кинжалом махать, — хихикнула Попович. — Оскорбили, обидели. Князь ты, князь басурманский, и род твой древний. Что нам теперь с талантливой барышней Абызовой делать, а?
Мамаев вовсе не обиделся, обозвал Гелю букашечкой безнаказанно, мне подмигнул:
— Желаете, Серафима Карповна, на службу? Вольным агентом вас в чародейский сыск определим. Жалованье вас, пожалуй, не привлечет, зато интересностей и опасностей обещаю много.
— Будь я мужчиной, Эльдар, — Евангелина Романовна сложила молитвенно руки, — я бы тебя сейчас расцеловала.
— Все вы в этом, суфражистки! В общем за равноправие, а как до поцелуев доходит, «ах, я же барышня…» — покачал головой Мамаев. — Ну, Серафима, решайся.
— Начальник ваш не позволит.
— А мы ему про такие мелочи докладывать не обязаны.
— Неужели Семену Аристарховичу наврешь? — посмотрела я в зеленые глаза Гели.
— Врать не буду, — вздохнула девушка. — Если спросит, отвечу прямо. Только он не спросит, он в последнее время всеми силами служебных тем избегает.