Предпочли западных. А могли бы предпочесть ворье, вряд ли разница оказалась бы принципиальна – так, нюансы: ведь, как ни кинь, между ворьем и дядями все равно неизбежен был ураганный общий бизнес, и праведникам, этой броской этикетке Нового Порядка (трэйд марк – «узник совести»), все равно надлежало бы либо включаться, либо вылетать из властных структур; но – предпочли западных, они роднее…
Все словно по писаному. «В конце года Воды – такой-то год по новому летосчислению – центробежные процессы в древней империи стали значимыми… Позвольте представиться: наместник Святого Ордена!.. А как пахли горящие трупы на столбах, вы знаете? А вы видели когда-нибудь голую женщину со вспоротым животом, лежащую в уличной пыли?»
Смешно, мы теперь знаем даже, что такое конец года Воды по нашему летосчислению: декабрь девяносто первого…
Он очнулся.
На него смотрели все. Молчание затянулось.
– Ты чего, пап? – встревоженно спросил Лэй, почувствовав, что Лёка вернулся к ним. – Обкурился?
Он чуть качнул головой и ответил негромко:
– Нет, сын. Просто задумался.
– Вот так вот прямо тут стоя? – недоверчиво пробормотал Лэй. – Гонишь…
Лёка улыбнулся.
– Я отвезу вас домой, – сказал он. – Идет? У меня машина.
Парни переглянулись, и Лэй сказал:
– Идет.
Они пошли к стоянке, и Обиванкин, точно безнадежно влюбленный телеграфный столб, потащился на полшага сзади. Парни покосились на него, но вежливо (а может, равнодушно) смолчали. Лёка старательно не оглядывался на величавого старика с несчастными, умоляющими глазами. Застенчиво.
Округлый «Москвич» с Кремлевской башней и лучащейся звездой во лбу был куплен еще отцом Лёки. Каким-то чудом он до сих пор бегал, никого не оставляя равнодушным: одни при его появлении ностальгически вздыхали, другие кривили губы с высокомерной издевкой; однажды на заиндевелом боку своего транспортного средства, робко зябнущего на платной стоянке среди иномарок, напыщенных, как построенные повзводно герцоги, Лёка увидел размашистую надпись пальцем: «Народ и партия едины!»
– Крутая тачка, – сказал Лэй, внимательно, с видом знатока разглядывая машину. – Угарная.
– Антиквариат, – ответил Лёка, открывая машину. – Я же эксцентричный миллионер, ты не знал?
– Нет, – нерешительно произнес сын, и по голосу чувствовалось: он не может решить, конкретно отец говорит или прикалывается. Шутка не получилась: сын не мог знать его финансового положения – а по крайней мере выглядеть Лёка старался так, чтобы быть на уровне. Профессия.
– Ну вот знай. – Он не стал отыгрывать назад, а лишь довел шутку до абсурда. – Только не говори никому, засмеют. Я это тщательно скрываю.