Кажется, только в Сиене музеи и церкви (а также кафе и магазины) открывают и закрывают когда захотят. Удлиняя сиесту до полного светового дня.
Только здесь своя рука – владыка, решающая, где можно фотографировать, а где снимать категорически запрещено. Только в Сиене мне удалось попасть в пинакотеку лишь с третьего захода. На фоне общего культурного изобилия и столпотворения памятников она, кажется, никому не нужна.
Верх верхнего города
После нежных, кремовых умбрийских городков попадаешь в Сиену как в столицу равнодушного мира. Нехотя она берет путника железными щипцами и начинает мотать по всему околотку. Улицы здесь шире, чем в предыдущих сериях, дома выше, храмы богаче. Однако бойцовский характер, веками закаленный в битвах с соседней Флоренцией, прет из каждого нагретого камня.
Сиене важно выглядеть во всем первой, главной, максимально могучей, корни ее уходят чуть ли не до центра земли – я увидел это, когда первым же вечером возвращался домой из исторического центра через борго и долго шел параллельно городской стене. Хотя похожие мощные стены есть всюду – и в Урбино (все-таки он по-прежнему остается для меня самым действенным), и в Перудже, размах Сиены никому не переплюнуть, не перепрыгнуть, не переломить.
Вот и туристов тут больше, чем во всех предыдущих городах вместе взятых. Балованный, значит. Дорогой. Прикидывающийся равнодушным, несмотря на туристический интернационал, засиживающий площади, кафе и шатающийся по сумрачным музеям.
Первый раз за поездку почувствовал, как город сопротивляется мне и дается (точнее, не дается) со странным упорством.
Ассиметричный дискомфорт, несмотря на то что особенно большого разлета улиц вверх-вниз не наблюдается: панорамных провалов здесь на порядок меньше, чем в Перудже или в Ассизи.
Повесть о двух площадях
Основной людской поток движется между площадями двух островов наполненной пустоты – магнитофонной лентой, натянутой меж бобин с возможностями неограниченного звукоизвлечения. Причем не только из себя, но и из гулкого, резонирующего пространства.
Piazza del Campo похожа то ли на ракушку, то ли на амфитеатр, в котором все зрители и одновременно актеры – выходишь из сумрачного лабиринта улиц на солнечный пролет, потом спускаешься по лестнице (похожий белый спуск есть перед Дуомо в Сполето) как на сцену, освещенную софитами.
На ней возникает акустический омут монады (голуби взлетают от прямоугольного ренессансного фонтана к верхним этажам центральной башни, постепенно наращивая скорость звука) – словно бы попал внутрь громадного мыльного пузыря с разноцветными переливами фасадов, стекающих по равноудаленным краям.