***
Сан-Доменико стоит боком у самых городских стен, как вагон, брошенный на самом краю пропасти без паровоза (отсюда открываются подробные панорамы на окоем – городские бока, окультуренные провалы, громоздкие стены и все то, что за ними) – алтарный нос его задран вроде бы выше притвора кормы, опущенного в рыночную площадь «ниже уровня моря» с автобусным разъездом. Так и видишь, что протагонист в плаще, отстояв мессу или же торопливо исповедавшись, выбегает из образцовой базилики, где есть и искусство, и святость, чтобы, «сверкая глазами, без следа раствориться в толпе отъезжающих». Этим притвором будто бы заканчивается зона исторической изжоги, уступающей место пыльной обыденности борго. Словно коммутатор органов чувств, с раннего утра работающий на повышенных оборотах, переводится в сторону периферического функционала.
Возможно, для этого у базилики самые громкие в городе колокола. Сан-Доменико начинает первым, а Дуомо, видимый на другой горе, подхватывает и идет за ним следом, позволяя вплетаться в общие перезвоны менее заметным церквям из других районов, словно бы воплотившимся в звуке до полного благорастворения воздухов.
Дорогой оборотень
Википедия весьма кстати вспоминает цитату из романа «Ганнибал» Томаса Харриса, протягивая тонкую ассоциативно красную линию от поклонения мощам до эстетского каннибальства:
Он прекрасно помнил, как однажды забрел случайно в боковую капеллу одной из церквей Сиены и неожиданно заглянул в лицо св. Екатерины Сиенской, чья мумифицированная голова в безупречно белом апостольнике выглядывала из раки, выполненной в виде церкви. Увидеть своими глазами три миллиона американских долларов было для него точно таким же потрясением.
То есть у людей тут святыни и всякие важные паломнические дела, а некто ходит и тычет айфоном в разные стороны. Фуй, как нехорошо. И не объяснишь ведь на своем ломаном итальянском, что тебя только живопись Содомы интересует и ничего более.
О Ганнибале Лекторе я вспомнил здесь, чтобы подчеркнуть важнейшую особенность Сиены, способную упаковывать в себе массу разрозненных и неожиданных подчас сюжетов, ящеркой из-под валуна внезапно юркающих куда-то в сторону. Собирались лодыри на урок, а попали лодыри на каток.
Непредсказуемость – важнейшее достоинство высокого искусства. Особенно когда и если вторгается оно в реальную жизнь. Как будто в руку вложена записка. Нигде, пожалуй, ни в одном итальянском городе, включая Венецию, не встречал я такого количества возможностей для возникновения альтернативных историй – в границах экскурсии или одного дня вплоть до восприятия всего путешествия под каким-то чуть ли не случайным углом зрения, пойманным на одном из его перекрестков.