– Пусть охлаждается. К шашлычку самое то будет. Коньячок тепло любит, а водочка – холодок. Коньяк к нам из теплых земель пришел, а водочка – наша местная, к суровому климату привычная.
Удилище с сумкой на конце он в берег воткнул метрах в десяти от табора и сошкой, тут же подобранной, подпер.
Изжарили мы шашлык. Сели на специальные складные стульчики вокруг стола, их тоже горожане с собой привезли, – все чин чинарем.
– Ну-с, господа, к шашлычку водочка нужна. Расставляйте стаканчики, – поднялся Денис Николаевич.
Подошел он к удилищу, на конце которого сумка с водкой висела, стал поднимать и…
– Ах! – ахнули мы все разом. «Буль!» – отозвалась сумка с бутылками, и всё – привет, исчезла под водой.
Денис Николаевич пиджак, брюки сбросил – и в воду. Раз двадцать нырял, синеть стал. Еле уговорили мы его из воды вылезти, одеться и за стол сесть.
– Хрен с ней, с водкой, коньячком обойдемся, – махнул рукой Денис Николаевич. – Не из-за нее печалюсь, а из-за ее неблагодарности. Я к ней всей душой: искупайся, охладись, дорогая – а она вон как – хвостиком махнула – и привет! Утопилась.
Так выпьем же за помин ее души!..
…Хорошо мы тогда отдохнули.
А что касается рыбалки, и этого самого лона природы – про них никто и не вспомнил.
* * *
Не раз, не два после того шаповаловского рассказа наши мужики-рыбаки, да и не только рыбаки, к месту отдыха городских любителей природы подъезжали, подходили. Пустые коньячные бутылки между кочек рассматривали, от большого талового куста названное Трофимом Викторовичем количество шагов отсчитывали, на жару даже в пасмурный день жаловались – по два часа купались, до посинения ныряли…
Увы и ах!..
* * *
Проснулся Кирька в темноте. Пахло мышами и гнилой картошкой. Страшно болела голова. Удивился. Всегда гордился тем, что мог, как говорил сам, выдуть ведро – и хоть бы что, утром в башке ни искорки, ни загогулинки. Свеж, бодр. Шутил анекдотной шуткой: «А что ей, голове, болеть. Она же сплошная кость». И звонко стучал костяшками пальцев по черепу. А тут впору на стену лезть, выть, кукарекать. Почему? Напрягся – вспомнил весь вчерашний день: пил всякую бултыхаловку – водку, драконий яд – жоголевский самогон, какой-то растворитель или очиститель, брагу. Успокоился. От такого «букета» не то что голова – чугун лопнет…
А день этот, день его, Кирькиного, тридцатипятилетия, начинался хорошо, празднично. Жена Юлька, лишь накануне устроившая ему разнос за очередную выпивку, с утра начала готовить праздничный ужин. Как-никак – тридцать пять, пусть и не круглый, юбилей. Намолола мяса. Налепила десятка три пельменей.