Немного успокоившись, Эля взяла меня за руку, провела мимо других ребят в переднюю комнату и прошептала:
– У меня секрет…
– Какой?
– Ты самый, самый хороший..
Я смущенно шмыгнул носом и, отведя глаза в сторону, уставился на Элину курточку, висящую на спинке стула.
– Хочешь, я тоже подарю тебе что-нибудь, только не знаю что?
– Но я же не именинник.
– Все равно. Какая у тебя мечта? Скажи! Ну, скажи!
– Я хочу… потрогать зайчика.
– Какого зайчика?
– Вон того, на твоей курточке.
Зайчик оказался гладкий, теплый и действительно живой. Когда я прикоснулся к нему пальцем, он пошевелил ушами. Честное слово, пошевелил крошечными ушами!
Я вернулся домой переполненный счастьем. Его, счастья, было так много, что я просто не мог не поделиться им с мамой и папой-солдатом.
Влетев в дом, я взглянул в открытую дверь комнатки родителей. Папа-солдат сидел за столом и читал книгу.
Я сделал глубокий вдох, такой, какой мы делаем перед прыжком в воду, и шагнул в комнату:
– Спасибо, папа!
Папа уронил книгу, поднялся:
– Сынок!
– Папа!
– Сынок, скажи еще раз!
– Папа!
– Таня, Танечка!
Из кухни к нам метнулась мама:
– Господи! Да что там у вас, что?!
Папа рухнул на колени и прижал меня к широкой груди:
– Я ждал… Я так долго ждал… Он назвал меня папой. Сынок мой, сынок!
Мама тоже опустилась на колени и обняла папу. Я оказался между ними. Мне стало мило, уютно и спокойно…
Мой папа вернулся с войны…
В 1950 году мы с Генкой Вырупаевым пошли в пятый класс. Генка Вырупаев был не только моим одноклассником и соседом по парте, но и просто соседом. Наши дома стояли рядом. А поэтому мы с Генкой не разлучались ни в школе, ни дома.
К встрече нового, 1951 года мы решили готовиться тоже вместе. Решили в октябре, больше чем за два месяца до праздника.
Почему? Да потому, что жизнь в то время была совсем не такой, как сейчас. Лишь пять лет отделяли нас – меня, Генку, всю страну – от большой, хотя и победной, но кровавой, жестокой, прожорливой, ненасытной войны. Мы победили. Но война съела миллионы наших людей – самых сильных, самых умелых, самых опытных – пахарей, скотоводов, рабочих… Война съела все запасы хлеба, овощей, мяса… Война истрепала нашу одежду, износила нашу обувь…
И через пять лет после нее мы были еще бедны и голодны. Новогодняя елка, с которой мы встречали тот самый 1950 год, тоже была бедной. Маленькая, худенькая, можно сказать, костлявая, она вызывала жалость. Ее привез с ближайшей просеки наш школьный завхоз, он же конюх Лев Андреевич Перфильев, пожилой, много раз раненный фронтовик, на пожилой, с шишковатыми худыми ногами и огромным животом школьной лошади Нюське. Далеко ехать ни Льву Андреевичу, ни Нюське было не под силу, и привезти большую, пушистую, а значит, тяжелую елку им тоже было не под силу.