Я смотрю на Зака и чувствую, как во мне пробуждаются эмоции. Я обеими ладонями хватаюсь за его свободную руку.
– О господи. Черт, Зак, нет! Ты с ума сошел. Это не выход.
– Выход. Ты это знаешь. Сукин сын выжил из ума. Ты слышала, что он с ними делал! Слышала! Он издевался над ними, черт подери. Больной ублюдок больше ни черта не получит от этих детей. Они все хотят, чтобы он исчез, ты прекрасно это знаешь. – Зак вырывает руку, вылезает из машины и бежит к дому. Он исчезает прежде, чем я осмысливаю происходящее. И потому неподвижно остаюсь на месте. Понимаю чувства Зака. Смерть их отца вызвала бы ощущение мира и настоящей справедливости. Но это сумасшествие. Какая-то часть меня не верит в реальность событий. Я заставляю себя дышать. Знаю, что нужно пошевеливаться. Я должна это остановить. Или могу допустить, чтобы все закончилось за несколько минут. Мне трудно думать, и я долго собираюсь с силами, чтобы выйти из машины.
Но как только открываю дверь, то срываюсь с места. Зак припарковался довольно далеко от дома. Ноги так и мелькают, а сердце бешено колотится, но я не уверена, что успею вовремя. Я бегу изо всех сил. Это не выход, и не то, чего хотел бы Крис. Пока я бегу, меня накрывает ощущением дежавю. Запах, звук волн…
Я обнаруживаю Зака перед домом. На веранде с видом на океан стоит кресло адирондак, а в нем спит мужчина. Клетчатое шерстяное одеяло покрывает его колени. Я даже не хочу смотреть и поворачиваюсь спиной к веранде. Зак все еще держит биту, но его рука безвольно свисает. К счастью, он не может этого сделать, потому что я бы не смогла ему помешать.
– Зак, пойдем. Сейчас же.
– Это он. Посмотри, какой он большой. Каким сильным он был, пока не заболел. – По его лицу стекают слезы. – Как он мог такое наделать? Как?
Я не сдерживаюсь и оборачиваюсь, чтобы разглядеть внимательнее. Мне вдруг хочется увидеть человека, который причинил столько боли. Кто мог такое натворить? Кто угрожает, унижает и пугает детей до чертиков? В мире не должно такого происходить.
Поэтому я сосредотачиваюсь на этом человеке, который так жестоко мучил моих близких. Когда я вижу его лицо, то от шока у меня подкашиваются ноги. Я подхожу совсем близко и теперь уверена. Я его знаю.
Мужчину, который спит сейчас в кресле, я его уже видела. Сейчас он немного поседел, но я помню сильный подбородок и шрам над бровью. Помню его силу и отважность. Знаю, как идеализировала его годами, и как его образ помог мне пережить бесчисленные ночи моей собственной боли. Я помню звук его голоса, потому что он повторял мне снова и снова: «Ты в безопасности, ты в безопасности, ты в безопасности, солнышко».