Чем дальше, тем реже встречались новые системы знаков, наконец к нему привели двух варваров из новой, низкорослой, узкоглазой и удивительно жёлтой породы людей. Вначале они едва понимали Балиха, очень далёким и необычным был их язык, потом он приспособился к странным звукам их речи, больше похожим на сердитые окрики и жалобные стоны. Как всегда у дикарей, язык оказался примитивным, ничего, кроме простейших понятий и действий выражать не умел, можно было сказать «иди!», «дай», «хочу есть», «боюсь» и тому подобное, но достойными словами выразить чувства было невозможно, так что их приветствия Балиху состояли в основном из резких немузыкальных восклицаний:
— Боюсь! Ты большой! Возьми! На!
Так они предлагали Балиху свои тела и души, признавая его бесспорное величие и главенство. Варвары, однако, были неглупыми, горели любопытством, преодолевавшим страх, охотно говорили с Балихом, и, наконец, он понял, что их земля находится далеко на востоке, на берегу безбрежного Океана, омывающего обитаемый мир с той стороны. Поскольку финикийцы в своих путешествиях на запад тоже дошли до Океана, север и юг были ограничены климатическими условиями, искать и надеяться больше было не на что, Балих понял, что знаковые системы людей исследованы им полностью, и, хотя беседовал изредка с экзотическими варварами, признавал, что больше тешит дешёвое самолюбие, чем ищет новые знания. Нетрудно выглядеть героем или даже богом в глазах дикарей, жизнь которых зависит от твоего слова. Балих искал новые области применения своего интеллекта и знаний.
Он находил их в цветах и травах, которые тоже несли на себе знаки, которые тоже можно было научиться читать. Язык был странным, хотя и находившим соответствия в царском варианте шумерского, смысл прочитанного был тёмен, Балих чувствовал, что его знаний не хватает, что одному не осилить, надеялся на будущие поколения, но пока что научился делать практические выводы из прочитанного, питаясь крохами доступной информации. Он научился лечить людей. Письмена, щедро рассеянные по лугам, лесам и болотам, говорили о способах исцеления понятным ему языком, знаки часто менялись на глазах, создавая новые слова и фразы, служившие ответами на его вновь возникавшие и быстро менявшиеся вопросы. Балих жалел, что не добился большего, что от него ускользают знаки, написанные руслами рек, очертаниями озёр и морей, кронами деревьев, облаками и звёздами. Иногда ему казалось, что вот-вот прочтёт, но мысль утыкалась в твёрдую стену, поставленную то ли в его голове, то ли в неимоверной космической дали, и сверкнувшая возможность угасала, уходила, забывалась.