Уехали.
Стас остался один посреди улицы. Куда идти, он, признаться, совсем не знал. Когда Львов сопровождал процессию во главе с Поплавским к простреленному потолку, то успел сообщить, что Евгения и Аня поехали в столицу за покупками. Их Влад повез. Янина, собиравшаяся ехать с ними, в последний момент передумала и отказалась. Напрашиваться в компанию к Львову, понятно, не хотелось. Возвращаться в спальню, где на место разбитого стекла поставили фанерный лист, лежать на кровати и смотреть в пробитый дробью потолок? Увольте.
Майор прошел через ажурную калитку и сразу же увидел Дмитрия. Тот, согнувшись и опираясь локтями на перила веранды, смотрел перед собой, не замечая появившегося Гущина. В руке Львова безвольно повис почти пустой бокал-тумблер, и вряд ли темная жидкость, плескавшаяся на донышке, могла быть чаем. Выглядел Дмитрий столь потерянным и мрачным, что у Гущина невольно возникла к нему жалость. И на какой-то момент появилась мысль: а не ждет ли Дима гостя, не готов ли к разговору со следователем?
Но оказалось — нет, не ждет. Едва Гущин сделал шаг вперед, Львов перевел на него незрячие глаза… медленно разогнулся и, повернувшись спиной, направился в дом, явно демонстрируя, что не намерен придерживаться хоть каких-то приличий гостеприимства.
«А пошел ты, товарищ, к лешему, — невесело подумал Гущин. — Тоже мне, царь горы нашелся».
Стас прошаркал по дорожке, повернул за угол дома, и глазам его предстала прелестная картина: на ровной изумрудной лужайке, на фоне покрытого «изморозью» ракитника, разросшегося по противоположному берегу, у мольберта стояла девушка, облитая солнцем. На голове Янины сидела широкополая соломенная шляпа, укрывавшая ажурной тенью плечи, на бедра, поверх целомудренного закрытого купальника, повязан большой яркий платок. Концы парео трепетали под порывами легкого ветерка, казалось, девушка — сказочная птица с развевающимся хвостом.
Стас постоял, полюбовался и подумал: «Не помешаю ли?» Но, решившись, пошагал по мягкому газону к художнице. Неслышно встал за спиной Янины и через ее плечо посмотрел на акварель. Вгляделся в цветовое сочетание прибрежной полосы, реки и серебристой листвы ракитника… Майор не относился к тонким знатокам живописи, а говоря начистоту, ни черта в ней не понимал. Но то, что акварель Янины производит угнетающее впечатление, почувствовал. Вода казалась мутной, хотя, возможно, девушка еще не успела придать незавершенному полотну блики солнечного света. Песок был жестким и окаменевшим, на него Янина уже положила темно-коричневые полоски тени от реек железной изгороди. Из ветвей ракиты исчезла жемчужная прелесть — листву как будто присыпало пеплом.