— А где она?
— По левую сторону.
— Теперь вижу.
— Потерпи немного. — Давид переключил скорость. Машина шла на подъем. — Следи за моей рукой. Видишь церковь?
— Вижу.
— Чуть правее и ниже развалины храма Баграта.
— Ого, какой огромный! Сегодня мы успеем его посмотреть?
— Я бы на твоем месте, — Давид бросил на жену быстрый взгляд, — не признавался, что никогда не был в Кутаиси.
— А я и не признаюсь до завтрашнего утра, а завтра буду уже все-все знать.
— Сомневаюсь, — проговорил Давид, словно делая про себя какое-то заключение. — Мне придется ехать прямо на завод, а дальше будет видно.
Они замолчали. Машина въехала в пригород, громыхая по неровной мостовой. Кетеван глядела по сторонам, боясь пропустить что-нибудь интересное. К заводу можно было проехать по новому мосту, но Давид повел машину к центру города, мимо театра, парка и новой гостиницы. У Белого моста он немного притормозил.
— Здесь я учился плавать, — обернулся он к жене. — Прямо с перил мы прыгали в реку.
— С такой высоты? — Кетеван гибко перегнулась, чтобы поглядеть, далеко ли до воды.
— Ну да, голышом мы вылезали из воды. Представляешь, посреди города — и раз-два-три… прыгали обратно.
— А потом?
— Что — потом?
— Что ты делал потом, когда вырос. Так голышом и бегал?
Автомобиль оставил позади Белый мост и выехал на широкий проспект.
— Потом я работал на Рионгэсе. Когда мы отвели воду в канал, река обмелела и найти место для плавания стало нелегко.
Кетеван засмеялась.
— Почему ты смеешься?
— Так просто. Представила себе, как ты разыскиваешь глубокое место, чтобы искупаться. Наверное, ты был смешным мальчишкой.
— Знаешь, когда мы искали, нам и в голову не приходило, что реку-то мы сами высушили.
Давид взглянул на часы.
— Кетеван!.. Хочешь, я покажу тебе дом, в котором родился?
— Неужели найдешь?
— Конечно, если тебе интересно.
«Тебе самому интересно…» — подумала Кетеван.
Машина свернула влево и опять запрыгала по булыжникам.
— Дом каменный, — говорил Давид, — крыльцо без дверей — дверь дальше, где кончается лестница. В Кутаиси много таких домов, но я обязательно узнаю свой, — он обернулся к Кетеван. — Я никогда не рассказывал тебе про зеркальщика Отию?
— Нет. А что это за история?
— Сейчас расскажу.
— Ты вообще ничего не рассказывал про свое детство, — упрекнула Давида Кетеван.
— Но и ты не донимала меня вопросами, — отозвался он, поворачивая зеркальце к себе, чтобы видеть жену.
— Тоже правда, — виновато вздохнула Кетеван.
— Вот он! — воскликнул Давид, останавливая машину.
Кетеван взялась за ручку и опустила стекло.
— Вот то окно, крайнее, наше, когда я болел корью, отец подвел меня к этому окну и позволил выстрелить из ружья.