Шевелящиеся черные секунды назойливой мошкарой облепляли меня, и голова моя гудела, как колокол в бурю…
Когда я вернулся к столу, меня встретили недружными воплями.
— Внимание! — неожиданно для самого себя закричал я. — Минутку тишины! Я хочу что-то сказать.
Я вцепился обеими руками в край стола, чтобы не упасть, поочередно оглядел всех присутствующих и, когда дошел до тамады, решительно произнес:
— Вы — просто варвары!
Наступила мертвая тишина, и я мог теперь продолжать не повышая голоса.
— Настоящие дикари, мне стыдно за вас!
Все возмущенно повскакивали с мест, а тамада схватился за карман, и его стали рьяно удерживать, словно он собирался достать револьвер.
— Я тебя проучу, сопляк! — ревел он.
— Не беспокойтесь, я сам с ним расправлюсь, — подскочил ко мне Иродион Менабде и, набрав в легкие побольше воздуха, нечеловеческим голосом заорал:
— Убирайся отсюда, ублюдок! — при этом он поглядывал на тамаду: ценит ли тот его усердие.
— Дикари! — повторил я.
— Убирайся! — он толкнул меня, но не очень сильно.
— Дикари!
— Убирайся! — он яростно вращал глазами и для вида отталкивал удерживающих его дружков.
Тазо я увидел только на следующий день. Сцены с часами он, оказывается, не видел, так как заснул за столом, и, как очутился дома, не помнил. Зато я помнил все слишком хорошо.
В конце дня меня снова вызвал к себе прокурор. Он иронически улыбнулся.
— Пока ты искал виновного, тебя самого обвинили. Читай! — он протянул мне исписанный лист бумаги.
— О чем он пишет в конце?
— Ты так спрашиваешь о конце, как будто начало тебе известно.
— Догадываюсь, что там может быть.
— Ты проговорился, как настоящий обвиняемый! — посерьезнел прокурор. — Раз ты догадываешься, значит, ты знал об этом раньше. Зачем же…
— Он сам сказал, что будет жаловаться.
— Это не так просто, как тебе кажется. Дело в том, что Менабде тебе дает отвод на том основании, что ты сводишь с ним личные счеты и будто бы мстишь ему.
— Разве он имеет право требовать отвода? Ведь он еще не участник процесса.
— К сожалению, уже участник.
— Как же так?
— Ты уже допросил его.
— Но он сам явился, неофициально. Держался вызывающе, ну, и я вышел из себя, наговорил лишнего.
— Следователь не должен выходить из себя.
— И все же он не имеет права давать отвод.
— Имеет. Ты слишком, явно высказывал подозрения на его счет. Он увидел, что взят на мушку, и выдумал: де, мне охотник не нравится, он со мной старые счеты сводит. Менабде — воробей стреляный.
— Не имеет он права отвод давать! — твердил я свое.
— Ладно, оставим это. Ты мне лучше другое скажи, — прокурор играл спичечными коробками. — Ты в самом деле собираешься министра вызывать? — Он надел коробок на указательный палец и уставил его мне в грудь.