До кладбища оказалось рукой подать, но по такой жаре и миля – край света. Погост напоминал небольшой город, в котором могли бы жить лилипуты, – множество приукрашенных усыпальниц, притопленных в землю, как домики хоббитов-эстетов, пожелавших выстроить псевдоготические жилища, больше похожие на крохотные модели знаменитых соборов, чем на надгробия. На одной богатой усыпальнице я заметил среди химер и густой растительности прилепившуюся фигурку космонавта – в скафандре, ботах и рюкзаке с кислородным баллоном.
Могила, к которой меня привели, входила в когорту других погребений, окружавших склеп необычного вида, напоминавший спиралевидную Вавилонскую башню; могила была покрыта свежим дерном и производила впечатление, будто она здесь уже давно, если бы мрамор не предъявлял совсем свежую дату захоронения. Кроме того, на камне значилось имя Victoria Belsky. Я стоял и смотрел на надгробие, понимая, что потерялся в календаре, что дата, которая стоит на камне, по ощущениям, еще не настала, – но сколько я зависал в Тонопе?
Распрощавшись с Мэйдлен, я влетел в «Эквинокс», врубил на всю катушку кондиционер и, включив впервые за все это время телефон, стал посматривать на спидометр.
Жена ответила не сразу, что меня чуть успокоило. Я сказал, что все еще в поездке, что Кот умерла, что был на кладбище и что сам приеду вскоре, как только доберусь до аэропорта. Связь оборвалась, я отослал фотографию могилы и тут же выключил телефон, ощущая острый запах чего-то медицинского, больничного, которым меня вымазали в девкалионском жилище. Я весь благоухал йодом, как ссадина.
Солнце Невады испепеляет реальность. Вдруг впереди появляется голубоватая дымка – соляная пудра, поднятая с солончака порывом ветра. Песочные смерчи вспыхивают и гуляют там и здесь, внезапно подлетая к обочине, и, провожая автомобиль, отплясывают, крутясь юлой, как суфий[10], и так же внезапно шумно отдаляются. По сторонам изредка возникают уединенные ранчо – в сущности, свалки прожитых здесь предметов: подобные каравеллам автомобили 1960-х, циклопические грузовики конца 1980-х, разные поколения мобильных домов, превращенные в сараи. Вокруг на сотни миль простираются военные полигоны, сообщающиеся с миром только при помощи самолетов. В 1950-х ядерный гриб виден был из Лас-Вегаса, а сейчас с гражданских дорог можно увидеть, как стратосферу пронзает баллистическая ракета, после чего небо дышит свечением ионизованного воздуха, подобным полярному сиянию.
Но вот Невада позади, и я на пороге заповедника Сион. Юта полна библейских топонимов, точно так же, как среди девкалионов предостаточно имен героев Пятикнижия. Те самые нефийцы, среди которых проповедовал Девкалион, названы были по имени Нефия – пророка и народного лидера, который с семьей покинул Иерусалим в седьмом веке до Рождества Христова и прибыл в Америку, чтобы привить здешним народам монотеистическое свободолюбие израильтян. Не знаю, есть ли среди девкалионов верование, что они одно из затерянных колен Израиля. Знаю только, что книга Девкалиона среди прочего содержит краткую запись летописи древних нефийцев.