– В курсе, – ответил ему Костик и поправил очки. – Это случилось почти двадцать лет назад, в Эйгене, в одну лихую ночь…
– Плохо дело, – сказал Гейнор, вбежав в небольшую комнатушку, а после спешно задвинув за собой засов.
Его камзол был распорот на боку, на кулаке запеклась кровь, но в целом этот высокий, прекрасно сложенный мужчина был невредим. Впрочем, это никого бы не удивило, Гейнор из рода графов Савойских славился как лучший клинок Западной Марки. Ну и как первый красавец при дворе славного короля Вайлера.
– Н-насколько плохо? – спросил у него Юр, устроившийся в углу в старом разваливающемся кресле. – Б-будь добр, изъясняйся п-понятнее.
Гейнор посмотрел на него с плохо скрываемой неприязнью, а после бросил взгляд на Анну, сидевшую на кровати в наспех наброшенном халате, из-под которого были видны ее распухшие ноги.
Она побледнела, услышав слова Гейнора, и положила ладони на огромный живот. Повитухи говорили, что она должна была родить еще неделю назад, но плод упорно не желал выходить на белый свет. Королевский лекарь было предложил его величеству Вайлеру дать принцессе специальное снадобье, которое поспособствует разрешению от бремени, но тот запретил это делать.
– Если уж не смогла зачать дитя как положено дочери короля, в достойном замужестве, так пусть хоть родит по-людски, – заявил он, сердито зыркнув на лекаря из-под густых седых бровей.
Надо отметить, что в последнее время он потихоньку менял гнев на милость. Сразу после того, как беременность принцессы стала очевидна, он было заявил, что видеть ее не хочет, и со дня на день выгонит из дворца, жить с нищими на улице. А до того найдет негодяя, который ей этого ребенка заделал, и будет его очень долго убивать. Очень долго. Может, даже устроит соревнование палачей.
Естественно, никого никуда не выгнали, но Анну при этом заперли в ее покоях, запретив их покидать. От былых вольностей не осталось и следа, четыре стены да потолок – вот и все, что теперь видела опальная принцесса.
А личность удальца, который ловко пробрался под ее одеяло, так и не выяснили, как ни старались. Анна же молчала, замыкаясь в себе, как только очередная служанка по наущению короля пыталась ее разговорить на эту тему.
В течение всего срока беременности король седьмой дорогой обходил коридор, который вел к комнате дочери, но в какой-то момент он смирился с тем, что случилось. Анна все-таки была его единственным ребенком. Единственным и любимым.
Проще говоря – оттаял король, и как-то вечером, не выдержав, пришел к ней, чтобы сказать, что если будет внук, то ладно, он его признает. А если внучка… Да тоже пусть будет. Может, хоть из нее толк выйдет.