В этом неписанном законе на первом месте была т. н. «витальность» — то есть выживание семьи, общины в целом, и только потом отдельного индивида. На втором месте сохранение в неприкосновенности традиций и правил, позволяющих выживать. Покушением на витальность считался, например поджог или попытка угона или убийства лошади — за это мгновенно озверевшие крестьяне творили самосуд, расправляясь с покусителем. Убийство человека таким тяжким не считалось, и убийцу чаще всего отдавали в руки государственного правосудия.
Воровство считалось преступлением, только если ты воровал у такого же, как и ты. При этом, украсть у помещика или у выделившегося из общины отрубника — преступлением не считалось (!). Оправдывалось это тяжелой жизнью. Зато серьезным преступлением считалась «обида» — она разрушала целостность общины.
Целостность общины и согласие всех ее членов считалось наивысшим благом. История сохранила подробности о деле, которое разбирал общинный суд — двое оспаривали принадлежность земельного участка. Общинный суд признал одного из них правым и отдал ему 2/3 участка, а проигравшему — 1/3. Случившийся тут же горожанин с юридическим образованием изумился: как так? Если один прав, а другой нет, отдайте тому, кто прав весь участок! Нельзя — сказали ему, им еще вместе жить и у обоих семьи, которые надо кормить. Вот этот спор — показывает базовые отличия государственного права, основанного на римском, от права русского мiра.
3. Земля. Земля считалась наивысшей ценностью, так как позволяла выживать многим поколениям. Право собственности на землю крестьянами фактически не признавалось в том проявлении, в каком оно было прописано в законе — они считали что право на землю дает во-первых труд на ней, во вторых — необходимость наличия земли для выживания крестьянских семей. То есть, земля должна принадлежать тем, кому она нужна и кто на ней работает. Право городских на землю не признавалось вовсе. Право помещика признавалось, но условно, крестьяне говорили: мы ваши, а земля наша. При этом, большинство крестьян вовсе не чувствовали потребности в освобождении — им нужна была только земля.
Однако земля обрабатывалась не коллективно, а индивидуально, семьями. А так как главнейшей ценностью было выживание, оно было выше любого права собственности, земля делилась «по едокам» и регулярно переделивалась. Отсюда — постоянные переделы земли на крестьянских сходах. Как и демографический взрыв — в крестьянских семьях рожали много детей, чтобы получить больше земли. Но с другой стороны — крестьяне не слишком-то вкладывались в повышение плодородия земли, так как знали, что чем плодороднее будет его земля, тем больше желающих будет на следующем сходе получить именно этот кусок земли. Кроме того, существовала чересполосица — земли нарезали не отдельным куском, а по кусочку, чтобы не было такого, что одним достались только хорошие, а другим только плохие земли, чтобы никому не было обидно. Но это так же в корне блокировало любые попытки внедрения современной агротехники и повышения плодородности земли. Получался замкнутый круг. Попытки внедрить кооперативные методы сельского хозяйствования почти всегда проваливались. Одним из тех, кто пытался это внедрить, был В.И. Ленин, пытавшийся разделить доставшуюся ему землю на участки по 10 га и внедрить кооперативы немецкого типа. Затея провалилась, и видимо именно с тех пор Ленин возненавидел русское крестьянство, которое приказывал уничтожать удушающими газами, как на Тамбовщине, и отбирать хлеб с винтовками.