Действительно, тамплиеры широко использовали понятие «Небесного Христа», заимствованное ими у средневековых манихеев, но вкладывали в него совершенно иное содержание, нежели последние. С одной стороны, это была уловка для сокрытия своей подлинной доктрины и возможное оправдание перед следователями Святой Инквизиции: дескать, несмотря на кощунственные ритуалы по отношению к человеку Иисусу Назорею, рыцари оставались верны Святой Троице и Сыну Божию, «Небесному Христу», что ввело в заблуждение даже такого опытного и интеллектуального историка ордена в Бургундской провинции, как Миньяр, не располагавшего достаточными сведениями о мандеях, чтобы прийти к итоговым выводам об иоаннитском антихристианском характере гностической секты тамплиеров. На самом деле, под «Небесным Христом» тамплиеры разумели божественную эманацию иоаннитов Манда д'Хайе, небесную сущность младенца, возраст которой постоянно три года и один день. Прежде чем забрать и вознести Иоанна Крестителя в обители Света, Манда д'Хайе сошел с небес и крестился от него в Иордане. Отсюда и культ младенца Христа у тамплиеров следует воспринимать как почитание воплощенного Гнозиса и Царя-Священника Манда д'Хайе, а не иначе (о связи бафометических голов и фигур с этим персонажем иоаннитско-мандейской теогонии мы говорили выше; если посмотреть на проблему в целом, то Манда д'Хайе и есть тот самый Бафомет и одновременно андрогин, изображенный на крышке шкатулки из Эссаруа; еще раз обратим внимание: его никоим образом нельзя путать с совершенно иным существом – иоаннитским демиургом Птахилем-Люцифером, статуями которого тамплиеры украшали снаружи свои церкви и братские общежительные корпуса).
В истории Ордена бедных рыцарей Христа и Храма Соломона мы имеем выразительный и уникальный пример вживления одного вероисповедания в тело другого и существование параллельной крипторелигии, совершенно противоположной официальному культу и направленной, в конечном счете, на его разрушение, о чем точно высказался авторитетный масонский писатель Альберт Пайк. Если основные массы рыцарей и сержантов ордена формально придерживались римского католицизма или скорее иоаннитско-католического двоеверия (ибо все члены ордена в той или иной мере втайне проходили иоаннитские посвящения, которые, в действительности, являлись церемониями приобщения к секретному учению), то внутренний круг, управлявший организацией и стоявший за тайными капитулами и великими магистрами, зачастую делавшимися его марионетками, исповедовал иоаннитскую гностическую доктрину в своей чистоте: в противном случае, посвятительные практики оказались бы ненужными или отмерли бы задолго до упразднения ордена. Особо отметим, что феномен этой крипторелигии возник до марранства (тайного иудаизма так называемых новых христиан) на Пиренейском полуострове и криптохристианства на территории Османской империи. Манихейство в любых своих видах и манифестациях, часто находившее приют в религиозных конгрегациях Запада и Востока Европы, не относится к данной категории, поскольку представляется реформированным и христианизированным иоаннизмом и рассматривается большинством специалистов, наряду с гностицизмом, в качестве синкретической, но все же христианской ереси. Другое дело, что Орден Храма тайно и тесно сотрудничал с манихеями Средневековья, альбигойцами и катарами Юга Франции, и содействовал им, поскольку обе духовно-религиозных ветви принадлежали одной иоаннитско-мандейской традиции, от которой некогда отпочковались, хотя гностики-катары оставались в маргинальной христианской плоскости, тогда как гностики-тамплиеры представляли собой собственную иоанническую крипто-религию с режимом тоталитарной секты, скрывая ее под формой римско-католической воинской конгрегации. Вот почему сотрудничество еретиков Юга Франции с тамплиерами строилось скорее не на доктринальной основе, а на вопросах совместного выживания и взаимопомощи в условиях усиления централизации капетингской монархии и инквизиционных мероприятий, направляемых на борьбу с духовными диссидентами.