Котя забирает товар, благодарит и неспешно начинает спускаться по лестнице.
— Тебе сколько? — спрашивает Спектор у фазана и протягивает руку за деньгами.
Самое скверное, что может произойти — превращение фазана в леща. Лещ непременно потребует вынести сперва товар. На что Спектор должен ответить, товар не мой, поговорю со Славиком. И тут же подняться на шестой этаж, забрать портфель, на лифте спуститься в холл подъезда и уйти. Консьержку выходящие гости не интересуют.
В Африке и сегодня, в двадцать первом веке, обитают племена в лексиконе которых нет слова «изнасилование». Принуждение к сексуальному акту путём физической силы у них является частью обыденной половой жизни. Нам, людям белокожим, отчасти цивилизованным и относительно воспитанным, такое положение вещей, безусловно, кажется варварством. Однако, и в древ ней Элладе, культурной колыбели нашей цивилизации, к этому вопросу тоже относились на удивление толерантно. Половину сексуальных контактов, описанных в мифах и легендах, легко можно классифицировать по статье «изнасилование». Чемпионом среди насильников был Зевс, верховная фигура Олимпийского пантеона. Боги помельче тоже не теряли времени даром. Ни пол, ни возраст, ни наличие жениха или супруга в расчёт никто не принимал.
Наш русский язык, удивительно гибкий и точный, становится вдруг неуклюжим, едва лишь речь заходит об интимном. «Половой акт» — ничего лучше не удалось придумать нации, создавшей величайшую литературу всех времён и народов. В обыденной речи мы используем короткое английское словцо. Или наше, матерное, чуть длиннее. При всём желании не могу вообразить себе человека, который в приватном разговоре употребит глагол «совокупляться». Вот, судите сами — наше совокупление с Америкой произошло почти случайно. Звучит глупо, хотя, по сути, соответствует действительности. Сказать, что «я ему отдалась» или «он овладел мной» звучит ещё отвратительней и к тому же является неправдой.
Сразу, вернее, почти сразу — ещё до того как всё случилось, я уже поняла, что совершаю ошибку. Дело происходило на чьей-то даче, участок упирался в сосновый бор, тёмный и мокрый от дождя. Мы пролезли в дыру в заборе, по едва заметной тропе пошли вглубь леса. Миновали кривую яблоню, наполовину мёртвую. Казалось, что часть дерева кто-то сжёг. Мелкие яблоки, не успев созреть, осыпались и покрывали пупырчатым ковром траву вокруг чёрного ствола.
— Молния? — Америка прочертил зигзаг в воздухе. — Нет?
Он достал сигареты, но, передумав, сунул пачку обратно в карман. Воздух, сырой и тёплый, поглощал все звуки. Как губка. Я оглянулась на яблоню, подумав, что иногда цена свободы может быть слишком высока. Росла бы себе тихо в саду, за забором.