Хлопнула дверь, из прокуратуры вышла женщина. Худая и некрасивая, с пегим пучком, похожим на крепкий кулак. Я проводила её взглядом. Нет, эта точно не подойдёт. К тому же у неё поехал чулок, о чём она явно пока не подозревала.
Мне казалось, что прохожие косятся на бумагу с заявлением. Сперва я прятала лист за спиной. После сложила бумагу пополам и сунула в задний карман джинсов.
Следующим, минут через пять, из прокуратуры вышел толстый мужчина с отёчным лицом багрового оттенка. Он терзал узел галстука и вполголоса матерился. Толстого я тоже пропустила.
Минут сорок никто не появлялся, я уже начала жалеть, что не заговорила с женщиной. Но тут она вернулась, неся сетку, набитую продуктами. Сверху лежали недозрелые бананы, перья зелёного лука торчали как озёрная осока. Дверь захлопнулась и я снова осталась ни с чем.
Ровно в час из прокуратуры вышел мужчина. Серый костюм, белая рубашка — он энергично хлопнул дверью, на ходу нацепил чёрные очки в стальной оправе и сразу стал похож на сыщика из французского кино. Вот — то что нужно! К тому же под мышкой он сжимал туго набитую папку из кожи фальшивого крокодила.
— Извините! — я шагнула наперерез.
— За что? — он послушно остановился. — Вы уже в чём-то провинились?
Его готовность меня обескуражила. В солнечных очках я видела отражение своего лица — дважды. Он улыбнулся, от него пахло «Драккаром», терять мне было нечего.
— Вы прокурор? — спросила.
— Не совсем. Но почти. Следователь прокуратуры.
— Именно с вами мне и нужно поговорить…
Я сунула ему в руку заявление. Он развернул сложенный лист, расправил. Явно заметил дырки, проколотые ручкой. Конечно, нужно было всё переписать начисто — конечно.
— Пошли? — следователь кивнул в сторону радиальной станции. — У меня минут пятнадцать…
Он читал на ходу. Я шагала рядом, поглядывая на свои каракули. В одном месте следователь хмыкнул.
— Что?
— Ничего, — он рассмеялся. — Серёжа Лебядкин — наш подопечный.
— Какой Лебядкин? Кто это?
— Америка. Планетарий и комок на Кудринской — наш район. Лебядкин и вся его гоп-компания у нас…
— Под колпаком? — подсказала я.
— Вот именно, под колпаком.
— И Генрих?
— А Генрих уж подавно.
Мы дошли до Зоологической, остановились на переходе. Машины еле ползли, шофёры нервно сигналили, перекрёсток и подъём к Садовому был плотно забит. Похоже, на кольце тоже была пробка.
— Скоро по Москве вообще не проедешь… — пробормотал он, дочитывая мою бумагу.
Зажёгся зелёный. Мы перешли на ту сторону.
— Погоди… — Он взял меня под локоть.
Мы отошли к ларьку «Мороженое», остановились. Он расстегнул молнию на папке и сунул туда моё заявление.