Горгона (Бочков) - страница 70

Я не двинулась, завороженно смотрела на лезвие ножа.

— Не тяни время. Будет только хуже.

Генрих подошёл к Америке, тот вскинул руки, закрывая лицо.

— Убрать, — тихо приказал. — Руки.

Америка подался назад, спиной прижался к дверному косяку. Потом медленно убрал ладони от лица. Генрих был на голову ниже, он вытянул руку и приставил лезвие к здоровой щеке парня.

У меня мелькнула надежда, Генрих рядом с Америкой выглядел плюгавым недомерком. Наверное и в школе дразнили шкетом или шибздиком. И на физре стоял последним, и колотили наверняка не раз. Но Америка не шелохнулся. А Генрих взглянул на меня и повторил:

— Раздевайся.

Я не могла отвести взгляд от лезвия. Красная струйка побежала по щеке, исчезла под подбородком, снова появилась на горле и стекла по желобку между ключиц в раскрытый ворот рубахи. Америка тихо заскулил.

— Не надо… — пробормотала я.

Голос был чужой. Руки и ноги, всё тело чужое. Вместо мускулов и костей внутри только ужас. Вместо сердца и вместо мозгов — там тоже не было ничего кроме ужаса. Вязкого и липкого, как сырое тесто. Я под завязку была накачана этой дрянью.

— Страх. — Генрих всё понял и ухмыльнулся. — Работает безотказно. Всегда.

Пальцы не слушались. Я расстегнула все пуговицы, одну за другой сверху вниз. Но забыла про манжеты. Вывернула рукава наизнанку, кое-как выпуталась из блузки.

— И это…

Я расстегнула лифчик, сняла.

— Всё снимай.

Джинсы стянула вместе с трусами. Скомкала и бросила на пол.

Если в твоём теле, кроме тебя, живёт ещё кто-то, то налаживание добрососедской связи приобретает архиважное значение. Толерантность — угрюмое слово; по сути верное, но звуком рождает образ тележки, гружёной пустыми жестянками, которую тянут на гору по щербатой дороге. Поэтому я предпочту другие слова — доброта, понимание и любовь. Быть добрым, когда у тебя в душе пробоина размером с галактику, непросто. Ещё сложней понять другого, когда ты не в силах понять самого себя. Про любовь даже и начинать не буду.

— Кончай бубнить, — заворчала Ида. — Мне же всё слышно.

— Прости, — буркнула я. — Не хотела тебя будить…

Шоссе шло в гору, мы обогнали пыхтящий трейлер, гружёный сосновыми стволами, и чуть не протаранили встречный пикап, который едва увернулся, залетев на обочину. У меня моментально вспотели ладошки. Ида, похоже, даже не обратила внимания, что две секунды назад мы могли разбиться вдребезги. К ветровому стеклу прилип лист клёна. Мокрый и красный, он был идеальной формы, точно слетел с канадского флага. Справа, на обочине, промелькнул синий указатель «Сергиев Посад — 3 км».