Я сделал пару шагов к выходу, но мгновение спустя в коридоре рухнула объятая пламенем балка перекрытия, подняв огромный сноп искр. Жар буквально опалил моё лиц, да ещё и дымина попёрла в нашу сторону, словно мы её примагничивали. Я завертел головой в поисках других путей спасения. Похоже, придётся спасаться через окно. Не выпуская девчонку из рук, я саданул по закрытой раме ногой, под звон стекла она распахнулась, одна створка повисла на единственной петле. Выглянул наружу… Высота метра два, под окном шла цементная отмостка в полметра шириной, а дальше цвели ирисы, тюльпаны, пионы и ещё какая-то яркая ерундень — в цветах я всегда разбирался постольку-поскольку. Жаль, людей с этой стороны нет, было бы хоть кому малышку передать, а то ведь выбираться с ней на руках пипец как неудобно — можно надвернуться носом вниз на эту самую отмостку. И не бросишь её на землю — высота такая, что и повредить себе что-нибудь может, даже если упадёт на землю.
А огонь в окружении клубов дыма уже подбирался к нам с тыла. Девчушка зашлась в кашле, медлить было нельзя, и я перекинул через узкий подоконник сначала одну ногу, затем вторую, теперь пятки упирались в стену дома. Лишь бы не завалиться назад… Но небольшое отклонение пришлось сделать, чтобы амплитуда толчка получилась более сильной — не хотелось мне приземляться на цемент. Получилось, подошвы кроссовок вошли в аккурат в заросли пионов, не сильно-то и погрузившись в землю. В тот же миг сзади раздался треск, обернувшись, я увидел, что дом практически полностью объят пламенем, а крыша его проседает вниз.
Отбежав на безопасное расстояние, я двинулся в обход, в сторону улицы, где народу собралось ещё больше, и бабьё голосило, будто кого-то оплакивая. Понятно кого… Уж меня-то вряд ли, что им до какого-то русского? Что ж, вот вам приятный сюрприз.
Увидев меня с девочкой на руках, женщины тут же прекратили свой вой, а затем загомонили, как торговки на базаре, спешащие продать свой товар. Обступили со всех сторон, тут и бабуля в ночнушке нарисовалась. Вцепилась во внучку, выдрав её из моих рук, по морщинистому лицу слёзы текут, что-то говорит плачущим голосом…
Надо же, хмыкнул про себя, одну девицу из воды спас, вторую из огня. Что на очереди?
Ладно, теперь уж мне тут делать нечего, надо в лагерь возвращаться, а то если моё начальство узнает, где я ошивался, таких люлей навтыкает — мало не покажется. Молча выбрался из толпы и двинулся прочь, на ходу стягивая куртку. Как и спортивные брюки, с тёмными разводами сажи, но при этом, что удивительно, ни одной прожжённой дырки. Ну хоть в этом повезло. Правда, как я буду объяснять эту грязь? Надо будет как-то втихаря на ночь её постирать, только не факт, что к утру высохнет.